Послесловие Марины Битоковой
АДЫГЭ НЫСЭ
Обычным субботним вечером в слегка приподнятом настроении я вышел из дома и направился на встречу с моим давним другом по имени Славик. Никаких признаков того, что наше общение выльется во что-то судьбоносное, не было. Часто самые запоминающиеся события разворачиваются неожиданно, как стихийные бедствия: вроде бы все как обычно, и тут — раз, и… землетрясение, наводнение, ураган или… война! Но об этом я тогда не думал. Мои мысли степенно струились тонкими потоками в сторону ожидавшего меня в кафе друга.
Славик. Слава. Вячеслав… В каждой мужской компании есть засидевшийся в холостяках друг. Он подобен забытому в поле перезрелому арбузу. Славик затянул с женитьбой и постепенно стал превращаться в тот самый арбуз.
Наша суетливая жизнь устроена определенным образом — все необходимо делать вовремя, если, конечно, рассчитывать на хороший результат. Вначале за своевременностью хода вещей следят родители. Они учат нас говорить, ходить, стараются, чтобы мы вовремя ели-пили-спали. Потом наступает период относительной самостоятельности — выбор профессии, карьера и приобретение вредных привычек (согласитесь, редкие родители приучают детей к выпивке и курению).
Женитьба, если заняться ею своевременно, относится к действию полусамостоятельному. К созданию семьи подталкивают родители, родственники, друзья и даже соседи. Последний шаг остается всегда за тобой. Жениться как бы и надо — так принято. Но спустя какое-то время, всегда по-разному, давление ослабевает, «посреднические услуги» в поиске невесты сходят на нет, и потенциальный жених остается с проблемой женитьбы один на один. Коллективное внимание переключается на более молодого и сговорчивого холостяка-претендента. На тебя уже перестали обращать внимание, потеряли надежду — махнули рукой. На этой стадии вопрос «когда женишься?» плавно переходит в разряд риторических. Не успел оглянуться — и вот уже ты не столь подтянут и кудряв. Для девушек, которые тебе симпатичны, ты староват, а те, которые еще смотрят в твою сторону, стары для тебя. Замкнутый круг-ловушка для припозднившихся особей обоего пола.
…Я приметил субтильную фигуру друга, сбавил шаг и спланировал к нему за столик. Славик с чашкой кофе в руках коротал время в одиночестве. Первым протянул руку я:
— Салам алейкум, Слава!
— Алейкум салам! — Его рукопожатие было, как всегда, мягко и лениво.
— Славик, когда женишься? — Разговор начался со второй после приветствия традиционной фразы.
— Сауж икl! [Отстань!] — отмахнулся единственный в нашей компании друг, миновавший ЗАГС, и продолжил неспешно пить кофе.
— Надо жениться, — давил я, попутно делая заказ у официанта.
— Кому надо? На ком жениться? Есть невесты? — раздраженно буркнул Славик.
— Кому и кобыла невеста!
— Да ну вас, Бендер! — В такие моменты его лицо смахивало на неисправный советский телевизор с рябью на экране, по крышке которого хотелось стукнуть и восстановить изображение.
— Так и будешь кочевать из одного кафе в другое? По два литра кофе в день пьешь.
— Пью и не страдаю от одиночества!
— Алкоголики тоже пьют и не страдают от алкоголизма, они им наслаждаются! А вот окружающие…
— Вам-то что с того?! — Он всегда переходил на «вы», когда нервничал.
— Мы хотим праздника…
— Далась вам моя свадьба! — перебил меня Славик, при этом его правое плечо нервно дернулось вверх и застыло.
— Не психуй, уже лицо пятнами пошло. Во-он еще двое идут, добавят тебе, — я махнул рукой в сторону парочки приближавшихся к нам друзей, братьев Анзора и Султана.
Еще немного, и к нашему столику подкатили два эталонных красавца-брюнета-бородача в белых укороченных джинсах и одинаковых бейсболках с надписью FBI. После рукопожатий они присели рядом.
— Слышали новость? — начал я. — Слава женится!
— Уишъыпкъа?! [Здесь: да ладно?!] — хором воскликнули немногословные брюнеты и уставились на Славика в ожидании подробностей.
— Ой, кому вы верите?! Брешет он, как всегда, — левое плечо друга пришло в движение и сравнялось с правым.
— Хватит ходить в холостяках! Не можешь сам жениться, так мы поможем, — подмигнул я братьям.
— А я не прошу… не просил, — начал бухтеть, как закипающий самовар, Слава.
— Настоящие друзья приходят, когда не просят, просто по зову сердца. Есть у тебя девушка на примете? Нет у тебя девушки, — сам спросил и сам же ответил я.
— Есть… есть… целых две штуки! — соврал Слава и вжался в сетчатый кафешный стульчик.
— Штуки?! Ты бы еще килограммами взвесил.
Все, кроме Славика, рассмеялись.
— Предлагаю Славе помочь и украсть ему невесту! — Если бы я только знал, в какие дебри заведут нас мои шутки… — Это в наших традициях!
— Только наш народ мог придумать такое. Начинать семейную жизнь с кражи! — Слава скептически ухмыльнулся, не веря в реальность моего предложения.
Обидно. Меня задело небрежное отношение к адыгским обычаям. Это был вызов мне и всем нам. «Ах так! — подумал я. — Ну я тебе устрою, царская морда».
— Султан, вы на машине?
Брюнет кивнул бейсболкой.
— Да хватит! Не смешно, — нервно хихикнул Слава.
— Никто не шутит… Братья, вы же «за»? — обе бейсболки одобрительно кивнули.
— Кого крадем? — буднично спросил Анзор.
— Любую симпатичную… да хоть во-он ту! — я махнул рукой в сторону двух удалявшихся девушек, которые минуту назад прошли мимо нашего столика. — Справа постройнее будет, ее и берем.
— Скорее всего, в магазин идут, — предположил Султан. — Одеты по-домашнему, в спортивках.
— Вы чего, совсем сдурели?! Я не согласен… Незнакомый человек…
— Ты почти сорок лет не согласен! Кто тебя спрашивает? — Пришлось рукой придавить к стулу попытавшегося встать Славу. — Сиди спокойно, не дергайся! Тебе ничего не придется делать.
— Оф-фигели?! Ты-ы с-сам… в-в разводе… в-второй раз! С-себе… к-кради! — Слава начал заикаться.
— Мне тоже украдем! Как раз их две.
— Слава, ну че ты, блин, ломаешься?! Свадьба — праздник. Погуляем. Весело. — Анзор любил изъясняться односложно. — Ты робкий. Мы поможем.
— Куда повезем? — деловито спросил я, разминая руки.
— В аул. К его дяде-буржую! — решил за Славу немногословный Анзор. — Этот аул даже немцы в войну не нашли.
— Вы же ве-ру-ю-щие! Красть — харам, грешно! Это раньше, по пьяному делу… — Слава решил использовать в споре последний аргумент.
— Так мы потом спросим! Не захочет — уедет, — поправляя бейсболку, рассудил Султан. — Это не кража, а умыкание невесты — древний адыгский обычай.
— Слушай, жених-неудачник, ты нам, пожалуйста, не порти процесс. Звони в аул, скажи, мол, везем невесту, пусть барашка режут… И машину себе найди. — Я постепенно вживался в роль организатора кражи. — Султан, подгони тачку к обочине, не глуши двигатель и открой задние двери. Анзор, хватаем подруг одновременно, когда поравняются с нами. Ясно?
— Мне какую брать? — спросил дисциплинированный Анзор.
— Бери ту, что покрупнее… Ты парень крепкий.
— Бред какой-то, — пробурчал Слава, но уже смирившимся тоном. — А если она некрасивая? Или запах мне ее не понравится?
— Сымыудэгу! [Не морочь голову!] Ты себя в зеркале давно видел, парфюмер? У тебя на голове волосы растут только в ушах! Совсем оборзел! — я слегка прикрикнул на Славу. — Звони в аул, пусть дяде сообщат, Ален Делон на минималках.
Слава ощупал покрасневшие уши, провел ладошкой по лысине и покорно взял телефон. Султан зашагал к авто, а мы с Анзором выдвинулись в направлении магазина.
— Еще светло, — предостерег Анзор.
— Плевать.
— Согласен.
— Наш друг умеренно талантлив в мелочах… но не в общении с девушками. Стеснительный… Если сегодня опозоримся… он никогда не женится… Хьалэч [здесь: трындец] будет…
— О, вышли, кажется. Идут… Красотки… Вторая-то зачем? Тебе?
— Нет, конечно. У меня же есть. Пусть с ней за компанию прокатится. Невесте не так одиноко будет.
— Тоже верно. В крайнем случае, если первая не останется, вторая запасная, — рассудил практичный Анзор.
Султан подогнал машину, открыл задние двери и оставил включенным двигатель. После чего натянул бейсболку на глаза, вжался в сиденье и вцепился в руль обеими руками.
— Стоим, как будто болтаем. Как мимо пройдут, хватаем со спины, запихиваем в машину и стартуем, — ободряющим голосом изложил я план захвата.
— Будут орать.
— Им положено.
— Рот прикрывай.
— Покусают.
— За хлебом ходила, значит, будет хозяйственная. Та, что ближе, мне знакома. Незамужняя, в соседнем доме живет… засиделась в девках.
Не обращая внимания на нас, мило воркуя о чем-то своем, девушки-голубушки поравнялись с нами. Не удостоив наши персоны вниманием, подружки минули машину и, ритмично покачивая бедрами, продолжили дальнейший путь.
— Пора, — шепнул я Анзору (сердце перешло в ускоренный режим), и мы кинулись каждый к своей жертве.
Мгновение, затем немного дозированного насилия — и ошарашенные невесты, подхваченные нашими руками, несутся нами в салон автомобиля. Все быстро, четко, как в кино. Со стороны могло показаться, что мы с Анзором каждый день отрабатывали кражи невест и были профессиональными умыкателями — настолько красиво мы отыграли свои роли! Мне показалось, что случайные прохожие, заставшие сцену похищения, улюлюкали и аплодировали нам стоя (сидячих прохожих-то и не бывает). Адреналин заглушил крики, придал сил и помог сломить вялое девичье сопротивление. Забросив девушек в тачку, мы впрыгнули сами, захлопнули двери и криком «гони!» довершили задуманное. Султан нажал на педаль газа, и мы устремились вперед по городским улицам, нарушая все мыслимые правила дорожного движения. Полдела сделано.
На минуту между всеми нами воцарилась абсолютная тишина, разбавляемая ревом двигателя и визгом покрышек. Каждый из присутствующих находился в легком замешательстве, сравнимом с первым днем вступления в новый трудовой коллектив. Смущение усиливалось теснотой: девушки лежали одна на другой, по бокам у дверей кое-как разместились мы с Анзором.
Первой пришла в себя невеста номер один:
— Мамочка! — истошно закричала она снизу. — Мне страшно! Мама!
— Доченька, не пугайся! — почему-то успокоила первую вторая.
Мы переглянулись. Султан дал по тормозам и обернулся:
— Сбрасывайте верхнюю! Это, по ходу дела, мать ее.
— Е зянэ, ар ян! [Здесь: мать ее!] — двусмысленно повторил я, распахивая дверь. — Выталкивай ее, Анзор!
Та, что называлась матерью, заголосила что есть мочи, ее тут же поддержала дочь. Под звуки семейного дуэта я выскочил на улицу, схватил мамашу за ноги и принялся выволакивать вон. Одновременно с этим Анзор пытался разделить сцепившихся между собой родственниц. Выглядело это предельно цинично. Отрывать ребенка от матери — это, я вам скажу, действо не из приятных. Сразу вспоминаются фильмы про войну. Но мы старались ради друга. Наконец мама сдалась и медленно стала покидать салон — по инерции, формально, цепляясь за все, что попадется под руку. Сепарироваться от детей нужно вовремя. В наш адрес полетели проклятия на родном языке.
— Смотри, Сусанна, как натурально играют в умыкание невесты! — Эти слова принадлежали пожилому адыгу, застывшему со своей спутницей на морщинистом тротуаре метрах в пяти от нас. — Какой славный обычай! Жаль, что он почти исчез. Помнишь, как я тебя выкрал?
— Эх, Хасан… И вот уже пятьдесят три года мы счастливо живем под одной крышей. — Старушка умиленно посмотрела на своего деда Хасана и добавила, обращаясь к нам: — Молодцы, ребята! Мо-ло-дцы!
Ее слова прибавили мне сил. Я наконец-таки вытащил из машины вымотанную неравной борьбой мамашу и, приобняв ее за плечи, бережно усадил на придорожный бордюр.
— Скоты, сволочи! Не отдам! — запыхавшись, выкрикнула мама сквозь растрепанные волосы. — Гады… Шъхьаубэтэжъых… [Здесь: дураки]
— За-бе-ре-те, если не захочет остаться!.. Стыдно, мадам, обычаи надо знать. — На этой фразе я впрыгнул обратно в салон и захлопнул дверь.
Невеста рыдала в голос. Видно, расставание с мамой далось ей нелегко.
— Поплачь, поплачь! Большое счастье всегда начинается со слез! Гони, Султан!
— У меня парень есть. Он вам го-оло-овы-и откру-утит! — всхлипнула невеста.
— Да, да… открутит… Мы ему расскажем, что ты сопротивлялась по-настоящему. — Я поднял лежавшую девушку и усадил ее между собой и Анзором. — Как зовут?
— Какая разница?! Я не останусь, — она решительно замотала головой.
— Твое право. Но помни, каждое твое слово может быть использовано против тебя! — Братья оценили шутку и синхронно заржали. — Ты в курсе, что в наше время иметь такую моложавую мать — преступление?!
— КӀалэхэр [парни], отвезите меня обратно. Это подсудное дело, я напишу заявление. Серьезно. У меня тетя прокурор. — Так жертва хотела испугать своих похитителей.
— Тетя прокурор? Замужем? — мы снова засмеялись.
— Смейтесь, смейтесь… потом плакать будете!
— Мы чтим хабзэ [здесь: обычаи]. Тебя никто пальцем не тронет. Родственники заберут, если не захочешь остаться. Отдай мобильник, потом верну.
— Ты меня всю облапал… Кто тебе позволил трогать меня?! — отдавая телефон, спросила невеста.
— Ну извини. Пошел на это ради друга и вашего счастливого будущего!
— Кто из вас жених? Ты, что ли? — спрашивая, она уже поправляла прическу. Это хорошо.
— Сразу видно, городская… Жених сам себе не ворует. Для этого друзья имеются. Ты знаешь, какой он красавчик?! Мы ему в подметки не годимся. — Эта фраза должна была еще немного успокоить потенциальную невесту.
— Покажи фото! — Девушка оказалась умнее, чем я думал.
— Мы мужские фотки не храним. Сама скоро увидишь.
— Все равно не останусь, зря тратите время. И вообще, больше ни слова не скажу, — она надула губы и сложила руки на груди.
К этому времени Султан на предельной, околокосмической скорости вывез нас из города. До аула оставалось ехать полчаса. Я впервые внимательно оглядел нашу спутницу. Конечно, она была изрядно потрепана последними событиями. Но, несмотря на разобранный вид, было заметно, что девушка симпатичная. Каштановые волосы, светлая кожа, правильные черты лица дополнялись стройной фигурой. Повезло Славику. Сравнивая внешность потенциальных мужа и жены, пришлось признать, что девушка гораздо привлекательнее. «Могут возникнуть проблемы», — подумал я, но вслух сказал:
— Вы так друг другу подходите! Такая эффектная пара, самая красивая в республике. Жених-то наш тот еще красавец! За ним девушки табунами ходят, а он тебя выбрал.
Султан бросил на меня удивленно-изумленный взгляд через зеркало заднего вида, в его широко раскрытых глазах читалось немое слово: «Однако!» Анзор отвернулся к окну, по вздрагивающим плечам было видно, что он еле сдерживает смех.
— Ты еще дом не видела! Настоящий особняк! Такой зажиточной семьи в ауле больше нет. Будешь как сыр в масле кататься.
Игнорируя мои доводы, девушка заняла глухую оборону и просто отмалчивалась.
— Позвони Славику, спроси, как там обстановка. И заодно скажи, что мы привезем невесту через… минут двадцать, — попросил я Султана.
— Славику?! Это ему меня украли? — ни с того ни с сего воскликнула девушка. — Что за имя? Русский?
— Вячеслав — чистокровный черкес! — лаконично ответил Анзор.
Услышав это, невеста запрокинула голову и рассмеялась каким-то недобрым смехом.
— Или уголовник, или старик, или алкаш… или маменькин сынок? Честно скажите! — сквозь смех спросила она. — Ни одного нормального Славика не встречала.
— Что за пещерные предрассудки? Какая разница, как зовут человека? — После ее смешков она показалась мне не такой привлекательной. — Тебя-то как зовут?
— Орнелла! — гордо выкрикнула она.
Громогласный хохот сотряс машину. Султан завилял по дороге, приговаривая: «Орнелла Мути, что-то мутит Орнелла, мутная Орнелла досталась Славику».
— Первый раз слышу такое имя! Уадыга? [Ты черкешенка?]
— Мама из Кабарды, там это вполне распространенное имя.
— Вы рождены друг для друга. Послушай, как звучит: Вя-че-слав и Ор-нел-ла! — торжественно произнес я.
— Ваши родители — большие оригиналы, быстро найдут общий язык, — добавил беседе оттенок Султан.
…Меж тем уже смеркалось, и мы, сбавив скорость, неспешно, в сопровождении заходящего оранжевого солнца, вкатывались в родной аул. На въезде вальяжная процессия гусей перегородила путь. Султан посигналил и медленно тронулся сквозь гусиный строй.
— Дорогу, носатые! Невесту везем, нельзя останавливаться! — опуская стекло, крикнул наш водитель.
Гуси загоготали и бросились врассыпную. Возмущенный вожак расправил крылья и зашипел, как змеюка, в нашу сторону. Они всегда такие вредные. Султан, поравнявшись с главным гусем, крутанул руль в его сторону и засмеялся:
— Шуганул гусяру! — оборачиваясь к нам, отчитался он.
Но «гусяра» не оценил шутку и воспринял угрозу всерьез. Взмахнув крыльями, он пошел в атаку и свирепо устремился в открытое окно. Правда, не вперед головой, а растопыренными перепончатыми лапищами. Его гневные лапы, влажные, с прилипшими кусочками помета, пришлись Султану прямо в лицо. Половина гуся влезла в салон! Началась суматоха, завязалась эпическая битва человека и птицы, повсюду полетели перья. Султан постарался выпихнуть наглого гостя, в ответ тот неистово махал крылами и топтался по лицу Султана, оставляя отпечатки в виде кленовых листьев. Наконец гусь выперся из окна, грохнулся оземь, вскочил, прошипел нам вслед самые обидные гусиные матюки и был таков. Он явно победил. Бой продлился несколько секунд.
Султан обернулся к нам и ошарашенным от неожиданного нападения голосом спросил:
— Что за зверь этот къаз [гусь]?!
Повсюду на его бородатом лице, перекошенной бейсболке и прочей одежде виднелись следы безумно мужественного гуся. По машине разнесся болотистый запах — гусиное амбре.
Я, Анзор и невеста со странным именем Орнелла расхохотались так, что со стороны могло показаться, будто внутри машины взорвалась граната. Султан глянул на себя в зеркало заднего вида и тоже присоединился к нашему веселью. Я смеялся громче других оттого, что в тот момент мне казалось — Орнелла останется. Через смех уходило нервное напряжение последнего часа.
Оправившись от битвы с гусиным королем, мы двинулись дальше, примерно через пятьсот метров свернули в проулок и остановились у третьего дома. Ворота были раскрыты, повсюду сновали родственники, друзья и соседи жениха. В воздухе чувствовалась праздничная атмосфера. Мы выбрались из машины, невеста осталась внутри. Первым из ворот выкатился шарообразный дядя жениха по имени Пщимаф, его добродушное лицо светилось от счастья:
— Как вы смогли невесту уговорить? — пожимая нам руки, спросил Пщимаф.
— Особо не уговаривали…
— Я имел в виду Славика.
— Аха-ха-ха! — рассмеялись мы. — С ним сложнее всего было.
Дядя радостно потер руки и еще раз обвел нас одобрительным отеческим взглядом.
— Султан, что с тобой? Иди умойся и приведи себя в порядок. Пацаны тебя проводят, — он махнул двум подросткам.
Султан ушел с ребятами. Мы с Анзором отошли в сторонку. Машину окружили женщины. Они открыли двери и бережно вывели невесту.
— Заведите в зал, — отдал распоряжение дядя Пщимаф.
— Пщимаф, она, как бы тебе сказать… не до конца согласна, — начал я.
— Вначале все не согласны, — невозмутимо ответил он. — Сейчас с ней поговорят, убедят… попробуют. Славик где?
— Где-то у друзей отсиживается.
— Сообщим ее родственникам сразэм [сразу (русско-адыг. сленг)] после согласия… Пока никуда не звоните. Расставьте машины вокруг двора и стойте в несколько линий. Мало ли что.
— Хорошо.
Обрадованная молодежь расходилась на отведенные позиции.
У нас в ауле, когда родственники невесты приезжают в дом жениха, их не подпускают близко к украденной. Общение проходит через головы друзей. Их дело — спросить, останется ли она или захочет вернуться домой. Но бывают разные люди, некоторые начинают давить на свою родственницу, настаивая на возвращении в отчий дом. Чтобы этого не допустить, мы выстраиваем несколько людских заслонов. Так мы поступили и в этот раз. Теперь остается только ждать и надеяться на силу женского убеждения.
Минут через пятнадцать к нам вышла сестра Славика:
— Она вас зовет.
Мы вошли в зал. Орнелла с понурой головой стояла в углу. По периметру плотными рядами сидели разнокалиберные женщины. Их испепеляющие взоры были устремлены на невесту. Я подошел к Орнелле. Увидев знакомое лицо, она обрадовалась и прошептала:
— Побудьте со мной. Мне страшно. Я здесь никого не знаю.
Сработал «стокгольмский синдром».
— Ты остаешься? — серьезно спросил я.
— Нет, конечно! Я же говорила.
— Почему?
— У меня парень есть, мы три года встречаемся.
— Еще тридцать три будете встречаться. Парень не жених. А Славик жених. Сегодня же станешь замужней девушкой.
— Нет.
К разговору подключилась тетушка Славика:
— Къин, къинэба сипшъашъ! [Оставайся, доченька!] Унагъор, унагъо дэгъу! [Очень хорошая семья!] Будут на руках носить, как к родной относиться.
— Не могу, — замотала головой Орнелла. — Хьау! [Нет!]
— Не спеши с ответом. Сказать «нет» всегда успеешь. Славик такой хороший парень. При должности, при деньгах. Не шалопай какой. Будет шикарным мужем и отцом.
— Нет.
— Я тебе дорогое колье из белого золота подарю, если останешься, — в дело пошел подкуп.
— Не надо.
— Отдельно будете жить. У него своя квартира, — переходя на шепот, сказала тетушка. — «Нет» не говори. Обдумай все.
— Не хочу.
— У нас дедушка старенький при смерти лежит. Ему уже сказали, что Славик женится. Если уйдешь, он не переживет! — В дело вступила вторая тетушка жениха, она решила уговорить Орнеллу при помощи легкого шантажа.
— Нет.
Тетушки отошли к своим и тут же вполголоса стали обсуждать содержание разговора. Наверняка у них в запасе есть еще пара-тройка приемов для воздействия.
Я склонился к уху Орнеллы:
— Хороший парень. Даю слово.
— Все вы хорошие. Пришел бы как человек, познакомился.
— Тебе уже не восемнадцать, судя по всему. Твой парень не спешит с предложением… Еще детей завести надо… Завтра он передумает или погибнет, дай Аллах ему долгих лет жизни, и ты останешься у разбитого корыта.
— Где он? Покажи хотя бы фото, — после минутного раздумья сказала Орнелла.
— Зачем фото? Мы его сюда пригласим, когда людей поменьше будет. Ты пока знакомься с родственниками. Они не кусаются. Сестра Славика — врач, вторая в Белом доме работает. Мама — педагог. Отец, правда, умер, но был порядочным, исключительным человеком. Хороший род, крепкий.
Усталость от нервного напряжения и наши совместные увещевания постепенно делали Орнеллу не такой категоричной.
— Как я могу выйти замуж за того, кого не люблю?
— Как увидишь, так сразу и полюбишь! Я тебе гарантию даю. Пока общайся, а мы с Анзором пойдем, Султана найдем. Если что, мы рядом.
Мы вышли из дома и сразу встретили дядю Пщимафа. Было ощущение, что он уже накатил пару рюмок:
— Слушай сюда. Спросите в последний раз — да или нет! Уже скоро полночь, ее родители волнуются. Надо сообщить, где она.
— Хорошо. Я как раз за этим и шел.
Снова войдя в дом, я увидел, что Орнелла вполне себе освоилась. Она болтала с сестрами жениха, пила чай и закусывала конфетами.
— Ну что?! Остаешься?
— Она хочет видеть Славика, — ответила за нее старшая сестра жениха.
— Нет проблем. Сейчас приведем нашего красавца.
Я резко развернулся на сто восемьдесят градусов и промаршировал обратно во двор. В голове роились логичные мысли. Славик был далеко не красавчик. Меня одолели сомнения. Орнелла сложила о нем представление, исходя из нашего описания. Она ожидает увидеть подтянутого, привлекательного парня с густой шевелюрой. Лопоухий низкорослый Слава с лысой головой и кривыми ногами вряд ли качнет мнение девушки в свою сторону, скорее наоборот. На кону свадьба, так рисковать нельзя.
— Позовите Арамбия! — попросил я дворовых пацанов.
Арамбий жил на соседней улице. Он лучше всего подходил на роль идеального жениха. Высокий зеленоглазый брюнет с греческими чертами лица и басистым голосом. Первый парень на деревне. Правда, Арамбий к тому времени был давно и счастливо женат.
Подменный жених появился во дворе через минуту, он тоже участвовал в приготовлениях к свадьбе.
— Арамбий, пойдешь к ней и скажешь, что ты Славик. Понял?
— Легко. Что еще сказать? — живо поинтересовался Арамбий-Славик.
— Просто стой и делай вид, что молчишь от стеснения… Главное — стесняйся.
— Молчать я умею.
— Зайдешь после того, как я выгоню женщин.
Я вернулся в зал и попросил тетушек, соседок и других неравнодушных покинуть помещение.
Орнелла замерла в ожидании.
— Ну все, готовься. Такого красавца ты в жизни не встречала! — начал я словесную артподготовку. — Славик! Заходи!
Через несколько секунд вошел Арамбий, встал в центре комнаты, аккурат прямо под люстрой и… уставился на Орнеллу неморгающими зелеными глазами. «Переигрывает», — подумал я. Между ними оставалось метра три. Орнелла оглядела Арамбия, потом перевела взгляд на меня. В ее ставших томными очах разливалась лилейная благодарность. Еще немного, и она бросилась бы мне на шею.
— Славик, не смущай невесту. Тебе здесь быть не положено.
Я встал между ними и импровизированно расправил руки. Арамбий понял, что его роль уже отыграна и пора покидать сцену. Так мы остались с Орнеллой вдвоем.
— Остаешься? Последний раз спрашиваю. Если скажешь «нет», сразу везу тебя домой.
В ответ я услышал тишину и участившееся дыхание.
— Молчание — знак согласия! Ты сделала правильный выбор! Поздравляю.
Я выскочил на улицу и криками «остается!» возвестил собравшимся о начале свадебных торжеств.
Мы сообщили ее родственникам. Им надлежало приехать в дом жениха и убедиться в том, что их дочь (сестра) по доброй воле остается в новой семье. Все вокруг начали суетиться. Кто-то занялся мясом, кто-то привез огромные чаны для щипса (национальное блюдо)… лавочки, столы, скатерти, посуду и прочее, прочее, прочее… Каждый знает свой маневр.
Мы живем ради двух событий — свадеб и похорон. Так мы устроены.
Через час приехали ее родственники — трое хмурых мужчин в шляпах. Они сделали минорные лица и двинулись в дом. Увидев предсвадебные приготовления, визитеры поняли, что их родственница дала предварительное согласие. И теперь процедура будет носить формально-ритуальный характер. Но мы с ребятами все-таки выстроились плотной цепью перед дверями зала. Родичам пришлось говорить поверх наших голов.
— Орнелл, укъинэщта? [Орнелла, ты остаешься?] — спросил самый старший из них.
— Ары, къинэщт [Да, остается], — хором ответили наши тетушки.
— Мы хотим у нее спросить. Ты остаешься?
— Ары [Да],— тихо ответила Орнелла и потупила взор.
— Тогда мы не возражаем.
Ее «да» было встречено громкими овациями, свистом и криками одобрения. Гостей начали деликатно оттеснять во двор. После этого к ним подошли наши старшие, они обсудили какие-то традиционные нюансы, пожали друг другу руки, и делегаты отправились восвояси.
Нам предстояла свадьба — долгожданная свадьба нашего перезрелого арбузика по имени Славик. Я был доволен собой.
— Ты что наделал? — Это была тетя Славы. — Она же за Арамбия согласилась выйти. Тэрэзэп мыр [Неправильно это]. Как ты будешь это распутывать?
— Стерпится, слюбится…
Описывать приготовления к свадьбе нет смысла. Свадьба как свадьба.
Осталось рассказать о последнем эпизоде аульской трагикомедии. Настала ночь, та, которую принято называть «первая брачная». Нужно было заключить никях (религиозный брак) и оставить молодых наедине. В комнату невесты вошли сухощавый эфенди, Славик, я и Анзор. Эфенди сразу взял быка за рога:
— Во имя Аллаха, милостивого и милосердного! Орнелла, ты выходишь за Славика по доброй воле и без принуждения?
— Да, — ответила ничего не подозревающая невеста.
— Славик… — обращаясь к настоящему Славику, начал эфенди.
— Стоп, стоп! Какой Славик? — удивилась Орнелла.
— Как какой? — переспросил ничего не понимающий эфенди. — Вот этот!
— Это не тот Славик! Ведите того… другого… высокого! — воскликнула невеста и как-то недобро зыркнула на меня глазами.
— Выйдите все, — с металлом в голосе сказал Вячеслав. — Оставьте нас одних.
Мы молча покинули комнату. Дверь захлопнулась. Стоявшие во дворе побросали свои дела и замерли в ожидании.
Прошел примерно час, а может быть, и больше. Из комнаты веяло тишиной. Ни звона битой посуды, ни криков, ни проклятий, ни тем более признаний в любви… Ти-ши-на. Минуло еще несколько тягучих минут, и тут на пороге появился Слава. Он окинул нас строгим взглядом, почесал лысину, расправил плечи и, вдруг расплывшись в счастливой улыбке, сказал:
— Пщынаом шъукъедж! [Зовите гармониста!]
Улица наполнилась криками ликования, кто-то затянул «адыгэ нысэ» (обрядовая свадебная песня адыгов). Я же спокойно подошел к Славику, крепко обнял его и шепнул на ухо:
— Л1ы зак1! [Здесь: настоящий мужчина!] Последний шаг ты все-таки сделал сам.
БЛУДНЫЙ СОН
Поистине, без музы творчество — обуза.
Все последние дни меня мучило отсутствие вдохновения — не шло письмо. По утрам, усаживаясь за компьютерный стол, я полчаса тупо всматривался в монитор ноутбука в ожидании важной мысли. Но безуспешно. Не помогало перечитывание старых черновиков и готовых произведений. И потому я бросал бесплодные попытки родить что-то стоящее: спешно вставал из-за стола и, набросив на плечи пальто, покидал дом с твердым намерением побродить по осеннему городу в поисках гениальной зацепки для нового рассказа. Отсутствие идеи раздражало, ведь не мог же я исписаться, как великие. Мне еще рановато страдать благородными болезнями больших писателей: всего-то пара посредственных книг за плечами.
…И вот той ночью я увидел прекрасный сон — цветной, сочный, с виртуозно закрученным сюжетом. То что нужно. Радость, граничащая с эйфорией, накрыла меня с головой. Даже во сне я оценил уникальность спонтанно пришедшего на ум замысла. Из этого выйдет стоящий рассказ, достойный великих предшественников. Обычно в такие моменты я вскакиваю с постели и бегу записывать в рабочую тетрадь удачное слово или фразу, которую не мог подобрать днем. Потусторонние послания лучше сразу переносить на бумагу, иначе утром они забываются. Но тот сон был настолько ярок, понятен и прост, что я поленился выползать из-под теплого одеяла и нестись по холодному полу к письменному столу. Сон уложился в голове до мельчайших деталей. С чувством удовлетворения и абсолютной уверенности в писательской продуктивности завтрашнего дня я перевернулся на другой бок и крепко заснул.
Утром, едва открыв глаза, я понял, что все забыл. Напрочь отшибло память, словно ночная лошадь по кличке Мнема вначале выбросила меня из седла, а затем еще вдогонку вдарила по башке железным копытом. Контузия. Шум. Абсолютная пустота в голове… Ну как же так?! Куда подевался мой великолепный и столь нужный сон?! И ведь я точно знаю, что он был — в этом нет сомнений… такой полноценный, с необычной историей. Но вот о чем конкретно? Не помню, вот досада.
Что ж, не время заранее посыпать голову пеплом. Возможно, подробности всего позабытого скоро сами дадут о себе знать — самотеком, в течение дня, ведь сон неспроста родился именно в моем воспаленном творческом подсознании. «Должно быть, вспомнится после освежающего душа», — подумал я по пути в ванную комнату.
Но душ, очистив тело, не принес желаемого результата.
«Мне следует сытно перекусить и напитать мозг полезными для памяти микроэлементами» — вторая мысль, пришедшая тогда. Накинув любимый халат, я отправился в столовую, попутно прокручивая в голове потерявшиеся варианты. Нужно вспомнить хотя бы общую тему или отдельную деталь, а дальше подробности сами выстроятся в логичный ряд литературного повествования.
…Красная малосольная рыба, черный хлебушек, укрытый мягким сыром, и крепкий кофе — формула идеального завтрака для работника умственного труда. Быстро покончив с едой, я вышел во двор, закурил и, развалившись в садовом кресле, стал ждать возвращения блудного сна. Но он не спешил обратно. Незадача. Нужно закрыть глаза и притвориться, что спишь. Сон — не дурак, он может вернуться только в спящую голову. Но едва я прикрыл веки, как раздался звонок мобильного телефона.
— Алло, слушаю, — раздраженно начал я, поднося трубку к уху.
— Спишь? — на том конце провода послышался узнаваемый голос моего друга-поэта.
Он был, как и я, одинок, и потому имел привычку звонить по утрам с длинным списком лишних вопросов.
— Нет, — сухо молвил я, не открывая глаз.
— Пишешь?
— Нет.
— А что делаешь? — дежурно поинтересовался он.
— Пытаюсь вспомнить сон со смыслом. Отличный сон, с классным сюжетом…
— Забыл? А чего не записал?
— Так вышло.
— Примерно о чем? Помнишь? — живо включился в разговор мой друг.
— Нет.
— Детектив, драма… может, фэнтези?
— Погоди, — монотонно ответил я. — Ты отвлекаешь… Я в процессе, пытаюсь вспомнить…
— Ну хорошо! Не буду мешать. Но если не идет мысль, то советую сходить в аптеку и купить лекарства, улучшающие память. Там спросишь название.
— Спасибо, но в этом нет нужды. Дома есть глицин и что-то еще.
…Проведя во дворе какое-то время, я вскоре осознал неэффективность выбранного способа и решил перейти к более активным действиям. Первым делом пришлось прибегнуть к медицинскому совету поэта — в ход пошли ноотропные лекарства. Приняв ударную дозу, я вновь вернулся к письменному столу. Опять ничего. Провал в памяти. И, видимо, химические препараты тут бессильны. Стоп. Я вспомнил историю создания Периодической таблицы химических элементов — она же явилась Менделееву во сне! Было бы здорово, если б интернет раскрыл тайну великого открытия, да так, чтобы я смог использовать этот опыт. Но меня ждало разочарование — история оказалась «уткой». Сам Менделеев относился к ней с плохо скрываемой иронией.
Опять позвонил поэт:
— Слушай, мы накануне обсуждали фильм. Помнишь?
— Ну…
— Муж застал жену с любовником. Убил обоих, потом расчленил ручной пилой и, рассовав по пакетам части тела, отвез их в лес и закопал. Но женскую голову оставил и потом пил с ней чай и дул на нее…
— Да помню! Хватит! — раздраженно буркнул я. — Это не в кино, а в рассказе.
— Не об этом был сон? — с надеждой в голосе спросил поэт.
— Не, — устало выдохнул я и снова бросил трубку.
Переведя телефон в беззвучный режим, я решил действовать рационально. Сколько всего сюжетов в литературе? Немного. Может быть, мне снилась война или что-то, связанное с ней? Я вспомнил произведения Гомера, Толстого и Ремарка. Сознательно поменяв местами героев разных романов, я окунул их в другие исторические эпохи и выстроил в уме новые сюжетные линии: отправил Болконского на Западный фронт, а Ахиллеса бросил на штурм наполеоновских редутов — во сне ведь все возможно! И снова ни-че-го. Без перемен.
А что, если любовная история? Нет, точно нет. Не мой литературный профиль. Или роман-возвращение? Тогда кто вернулся и куда? Не помню. Вообще реализм не подходит для сна, если только он не магический. Пока мы спим, мы не ограничены пространством, временем и другими земными параметрами. Древние считали, что сон подобен смерти. В нем мы общаемся с духами предков, с легкостью преодолеваем гигантские расстояния, испытываем райские наслаждения… Точно, это был сон о смерти! Извечная тема всех психологических романов. Кажется, вспоминаю, сюжет о наемном убийце с элементами мистики. Он не исполняет последний заказ, жалеет красивую девушку с ангельской девочкой-дочкой. Они вместе бегут от мафии в безлюдное место на берегу океана, искупавшись в котором девушка превращается в медузу и уплывает… Ну что за избитый штамп?! Совсем не годится. Если сон был подобным, то хорошо, что он забылся.
Вибрирующий телефон сообщил мне, что моего доброго советчика вновь озарило:
— Значит, так, — начал он с места в карьер. — Я только что говорил со знакомым сомнологом. Есть такая методика: чтобы вспомнить сон, нужно сымитировать похожие условия, при которых ты уснул вчера.
— Как это?
— Зашторь окна, представь, что ночь. Ты вчера лег на голодный желудок?
— Какое это имеет значение?
— Он сказал, что сны сытого и голодного отличаются друг от друга, как и сон бедняка не равен сну богача. Например, работники физического труда, кто пашет и сеет, вообще редко видят сны. От усталости, едва сомкнув глаза, они проваливаются в безликую бездну, а утром снова бегут на работу. Для них сон просто физиологический отдых, — поэта потянуло на бытовую философию.
— Не согласен.
— Твое право. Что ты ел? — настойчиво спросил поэт.
— Омлет. И выпил чаю.
— Надо повторить. И положи рядом записную книжку, а то опять забудешь.
— Звучит сомнительно.
— Это еще не все. Я должен буду тебя резко разбудить… ну, типа, среди ночи. Шоковое пробуждение запустит нужную реакцию, и ты вспомнишь. Телефон положи возле подушки и поставь на максимальную громкость.
— Ну как же я усну днем?
— Не знаю. Выпей снотворного.
— Этого я точно делать не стану, — возразил я и вновь оборвал беседу.
Лучше выйти на воздух и пройтись по городу. Возможно, мой потерявшийся сон заблудился где-то в кварталах нашего городка. Или зацепился за бельевую веревку выпирающих балконов, а может, влетел не в то окно или превратился в дворовую собачонку. В любом случае, мне будет достаточно лишь маленького намека, и я тут же вспомню.
С такими мыслями я прослонялся по улицам до вечера, но так и не встретил ни одной подсказки. Голодный, разбитый и усталый, я ввалился в дом и, скинув башмаки, отправился в спальню. Растянувшись на кровати, взял в руки телефон:
— Алло, поэт? Я согласен. Звони после полуночи.
…Перед тем как улечься, я повторил в точности все детали предыдущего вечера. Съел омлет, выпил чашку чая, почистил зубы (оставил тюбик незакрытым, как тогда), напялил пижаму и залез под одеяло. Часы показывали 22:00. Главное — ничего не упустить. Вроде и шторы в таком же положении, я оставил небольшую щель. Уложив рядом записную книжку и телефон, я прикрыл веки. Прошло полчаса, но сон не шел.
В голове крутились разные сюжеты из прошлой жизни. Вспомнилась мама и ее похороны, бывшая жена и общие дети. За ними — коллеги, друзья и враги. А потом — снова мама, но уже молодая, с венком одуванчиков на голове. Она смеялась и бежала по луговому полю цветов в легком развевающемся платье. Потом я увидел себя в образе маленького розовощекого малыша, сидящего на руках у бабушки. Она пела мою любимую колыбельную, поглаживая меня по голове. Какое прекрасное время, какие чудные ласковые воспоминания! Но вдруг небо заволоклось тучами, и грянул гром с грозой. Веточки молний вспышками осветили луг, и я увидел бегущую ко мне маму. Она что-то кричала нам с бабушкой, но фразы ее терялись, сбиваемые шумом непогоды… Мне обязательно надо услышать мамино послание! Но тут снова громыхнуло, затем еще раз и еще. Теперь уж точно не разобрать ее слов. Раскаты грома окончательно оглушили меня, но в этот раз каким-то другим, пронзительным звуком.
Это звонил и вибрировал у подушки проклятый телефон:
— Вспоминай! — заорал в трубку поэт.
— Пошел к черту! — ответил я и отключился.
…На рассвете стало ясно, что предложенный стихотворцем эксперимент с треском провалился. К забытому сну добавилось нерасслышанное послание от мамы. В расстроенных чувствах я покинул постель и, миновав ванную комнату, вышел во двор. «Эти сны доконают меня», — подумал я, жадно вдыхая раздутыми ноздрями прохладный осенний воздух.
Вспомнить сон не получилось ни в этот, ни в последующие дни. Прошла неделя. Поэт звонил каждый день с новыми версиями. Надо отдать должное его фантазии. За это время его взбудораженное сознание выдало несколько неплохих стихов. Но у меня дела не шли совсем.
…Воскресным утром я по традиции вышел во двор с чашечкой кофе в руке и расположился в любимом плетеном кресле. Середина осени одаривала землю последними теплыми солнечными деньками. Соседская трехцветная кошечка пришла и растянулась рядом. В небе чирикали и резвились редкие воробьи. Жизнь пока не перешла в спящий, зимний режим. На уличных деревьях местами еще проглядывалась пожухшая листва. Легкий ветерок слегка качнул растущую за моим забором липу, и одинокий листик, сорвавшись с верхней ветки, кружась и вращаясь, отправился в свой финальный полет. «Кру-жась и вра-ща-ясь», — мысленно повторил я фразу, тут же вскочил как ужаленный и пулей бросился к компьютеру.
— Вспомнил! — на бегу крикнул я испуганной кошке, воробьям и всему миру.
Добежав до письменного стола, я принялся выбивать на клавиатуре, пока не забыл, первые слова нового рассказа:
«Поистине, без музы творчество — обуза…»
__________
ПЕРЕПЛЕТАЮЩИЕСЯ РЕАЛЬНОСТИ ИБРАГИМА ШАОВА
Стремительное появление Ибрагима Шаова в литературном поле Кавказа будоражило нас весь 2023 год, когда вышла повесть «Пациент № 132, или Живи здесь и сейчас», написанная в соавторстве с Асфаром Шаовым. Произведение сразу заметили, и Шаовы отправились с презентациями своей книги в настоящее литературное турне по Северному Кавказу, чего у нас давно не случалось. Сегодня Ибрагим уже самостоятельно предстает перед читателем как автор рассказов — «Адыгэ нысэ» и «Блудный сон». Это два очень разных текста, которые тем не менее ярко демонстрируют формирующуюся на наших глазах авторскую индивидуальность и уже узнаваемый стиль.
«АДЫГЭ НЫСЭ»
Представьте, что вы оказались свидетелем того, как на улице хватают двух молодых женщин и насильно сажают в джип. Вряд ли вы станете одобрять такое, даже если во всех подробностях знакомы с обычаем умыкания невесты. С одной стороны, этот обычай выглядит бесконечно устаревшим, с другой же — он по-прежнему способен быть интригующей завязкой для рассказа. А потому не спешите с выводами и позвольте ситуации развернуться в литературной плоскости.
Референсы сюжета мы найдем в широком культурном поле — от «Бэлы» Михаила Лермонтова до «Кавказской пленницы» Леонида Гайдая. Однако самым близким к Ибрагиму Шаову в эмоциональной и культурологической позиции находится, пожалуй, Фазиль Искандер с повестью «Умыкание, или Загадка эндурцев». Их роднит ироническая интенция, которая парадоксально сочетается с почти антропологическим интересом к исследованию современного состояния этого обычая.
Парадоксальность описанной в рассказе ситуации позволяет нам расставить акценты таким образом, чтобы не только умилиться красоте обычая (который, к слову, в прошлом воспринимался скорее как отхождение от нормы, а сегодня к тому же и заметно извратился) или привычно обыграть комедию положений, но и задать вопросы самому себе о нас сегодняшних: что мы наследуем от предшествующих поколений? в каком состоянии передадим это следующим? сумеем ли вообще что-то передать? Потому что «Адыгэ нысэ» — не руководство к действию и не летопись нашего времени, а художественный образ, точка сбора, от которой мы можем оттолкнуться в этой своей рефлексии.
«БЛУДНЫЙ СОН»
Рефлексивным является и следующий рассказ в подборке, в котором автор исследует метафизику творчества.
Принимая в качестве исходной точки уже набивший оскомину писательский совет: «Если не знаешь, о чем писать, то именно об этом и пиши», — Ибрагим Шаов создает неторопливое повествование о сочинителе, который пытается вспомнить невероятный сон, случившийся накануне, чтобы на его основе написать рассказ. Словно в ответ на методички популярных нынче школ креативного письма, Шаов скрупулезно разматывает сюжетный клубок, являя нам чудо посетившего его замысла. Он намеренно обманывает читательские ожидания той рожденной в недрах его подсознания первой строкой, которая претендует на особую поэтичность. Но это авторское хулиганство легко прощается, поскольку все остальное здесь — тщательно задокументированный писательский квест.
Циклическая структура рассказа с его закольцованной композицией и хождением по девяти кругам творческого ада погружает нас в ощущения сновидческих повторений одинаковых, или почти одинаковых, эпизодов. Три реальности этого «блудного сна» — обыденная, творческая и онейрическая — переплетаются в рассказе и становятся его главным художественным достоинством.
Марина Битокова
