Лаура ХАМИЦАЕВА. Я ЖЕНЩИНА. Я НЕ ВЫБИРАЛА… Стихи

СТЕНЫ

Я проснулся в заброшенной хижине

на окраине неизвестной страны

в конце забытого века

в теле одного человека.

Там не было ни души,

там не разводились мосты,

не было признаков жизни,

никто не клялся в любви отчизне,

никто ее и не проклинал,

но я знал,

что там,

в этом заброшенном месте,

обязательно будешь ты.

Я тебя искал в каждой из прошлых жизней,

когда ты предавалась молитве

в старом Иерусалиме в Храме Гроба Господня,

а я принимал ислам.

Я тебя узнал и обещал

найти тебя в следующем веке.

В любимом мной человеке.

Будучи христианским паломником,

я оказался в Непале,

там, одевая сари, ты поклонялась Будде.

Меня окружали люди,

угощали куркумой и красным перцем.

Я чувствовал твоё присутствие сердцем,

Но в толпе ледяных сердец безвозвратно тебя потерял.

А потом уже я искал тебя в образе юного самурая,

но ты снова была чужая,

ты стояла в католической церкви,

ставила зажженные свечи,

причащалась Телом и Кровью,

А я снова терял дорогу.

А в последний раз я стоял во главе крестовых походов,

и, объединяя десятки народов,

для истребления других народов,

я был в образе одного из пап,

и я встретил тебя,

на тебя был надет хиджаб.

А сейчас в этой заброшенной хижине

я прошу тебя:

не приходи ко мне.

Я не ищу тебя.

В каждой из прожитых жизней

я непременно считал:

Нас разводили демоны.

И упорно не замечал, что я разрушал

тобой возводимые стены.

ЖЕНЩИНА

Весь мир твердит о силе духа мужчин,

А я женщина просто. Женщина без причин.

Женщина без права голоса. Женщина, чтобы молчать.

Я женщина, и я научилась стоять

Там, где ломают кости не только души, но и тела.

Я выстояла, я сумела.

Я научилась не плакать там, где воют от боли.

Разве есть смысл показывать слабость,

Если, по сути, ты не играешь роли?

Я разучилась верить в Бога, которого нет.

Я ходить начала по углям,

перестала оставлять на них след.

Не чтобы доказывать миру,

какая сила заложена в женщине,

А чтобы не морщиться сильно,

когда окурки тушат на шее.

Я перестала жмурить глаза на ярко палящее солнце,

Чтобы высохла, наконец, слеза,

чтобы ослепнуть и не видеть больше,

Как люди из моей утробы

однажды станут точно такими же:

Одни будут так же страдать,

другие же этому станут причиной.

И в этой истории не будет счастливого финала.

Я женщина. И я заранее проиграла.

И, если война, мне первой бы убежать,

Но я женщина, и как первая жертва – мать.

И все, чего я добилась и пóтом, и кровью,

И своими слезами, я бросаю в топку.

А на меня бросают…

полотно,

Как на того,

кто вроде уже погиб.

И отчасти оно и правда:

Я тело мертвой души.

Я женщина. Я очень устала.

Я женщина. Я не выбирала…

ГОЛОС

Я видела целый мир, и где только я ни бывала,

Я пачкалась виноградным соком висячих садов Семирамиды.

Меня принимал Ирак.

Я видела каждый знак и все таинства Тадж-Махала.

Мне улыбалась Индия, с ночи сгоняя мрак.

А первым лучом июля меня разбудил азан.

Так целовался Стамбул.

А потом, умываясь Каспием и до дна напиваясь солью,

меня обнимал Дагестан.

К обеду проснулся Кабул.

Огибая ларьки с куркумой, и лотки для хранения книг,

В такт каждого шага танца со мной закружился Париж.

И, с кадрили переходя на вальс, в отношения добавляя перца,

мою руку пылко, но не торопясь, у него забрала Венеция.

А на пике, запевая басом, предавая голос горам,

Со мной говорил седовласый, непокорный и мудрый Баксан.

К нему на замену – зрители (промокшие дети страны).

Я получила от Питера культурных гостей из Москвы.

И в каждом из них тонула, не желая, впрочем, спасения.

Я слышала голос Расула, в периоды грусти Есенина.

БОГ

Наши дороги с тобой разошлись, Бог.

Когда ты бросил меня у ног той,

Кому я ни боком, ни даром.

Кстати, а что там еще по программе?

В этой абстракции и голограмме

какой-то глобальный сбой системы.

Сбились настройки, вероятно еще полетел и сервер.

И вот мы говорим на совершенно разных с ней языках,

Она почему-то любовью называет панический страх,

и боль –

преподносит ее как благо.

Бог, ты невероятный тролль.

Отослал от себя, а на Земле меня никто не принял.

Я получал удары плетью и языком.

Там не успел, тут опоздал и везде по итогу выставлен дураком.

Но демоверсия уже близится к логическому финалу,

Я почти запомнил каждую карту, и готов играть.

Я адаптирован к жизни, где лгать – это не грех, а бесценный опыт.

Бог, бери колоду.

Я теперь не опускаю взгляд, когда на меня замахнулись рукой,

Тотальный холод. Душевное обморожение.

Осторожно, возможно воздушно-капельное заражение.

Стеклянный взгляд. Отсутствие чувств,

По ребрам хруст. Отбой.

Игра окончена. Ты выиграл. Но точечно.

И ты, конечно, интересно задумал правила:

От каждого в программе заложены извинения.

Error. Ошибка 404. Пришло обновление.

Я меняю.

Я меняюсь.

Бог.

Теперь твой черед.

Хотя знаешь.

Я тебе прощаю.

ОНИ УЧАТ МОИХ ДЕТЕЙ

Они учат моих детей драться за последнюю буханку хлеба:

Недоеденную, заплесневелую.

Потреблять пальмовое масло прямо с дерева тоннами.

Они учат их собираться толпами и при этом быть одинокими,

Ходить по головам не в переносном смысле,

Читать чужие мысли

И не уметь читать книги с бумажных носителей.

И всё в цифровом формате, а они и сами уже электронные.

Они моим детям рассказывают о Боге, как о своём фолловере,

Продают ключи и билеты к воротам рая,

Пока их собственные дети строят из Лего макеты Ада.

Они приучают к смраду гниющей души и плоти

Будущих взрослых людей,

Чтобы их не тошнило и не воротило

Смотреть в глаза продающихся за доллар друзей.

И не любить друзей, и не любить вообще.

Сводить общение к тишине в комнате и бурной переписке в чате,

Ходить в грязном халате и пить разбавленный кофе,

Жить серо, носить черное и никогда не увидеть море,

И в этой неволе умереть где-то без месяца в двадцать.

А потом внуки, правнуки.

И снова по кругу… и снова буханка…

И снова драться…