Мария БУРЦЕВА. КАРТИНА МИРА РЯДОВОГО ГУСЕВА

По рассказу А. П. Чехова «Гусев»

Парадокс творчества Чехова заключается в том, что в его произведениях всегда раскрывается суть «простого» и «сложного». Писатель умело маскирует в символах и контрастах запутанное человеческое представление о жизни, не говоря при этом напрямую о нравственности и морали. В рассказе «Гусев» мы сталкиваемся с очередной чеховской истиной, которая сложна тем, что до невозможности проста. Существует она в единстве образов природы и героев, в данном случае раскрываясь через мироощущение обычного крестьянского парня, в момент знакомства с ним читателя — солдата, доживающего свои последние часы.

Гусев — «бессмысленный человек». Это одна из первых характеристик главного героя, которая явно не производит положительного впечатления. На первый взгляд кажется, что Гусев — типичный «маленький человек», у которого даже нет имени. Однако именно в отсутствии последнего прослеживается связь с идеей всего рассказа: какая-то неоднозначность, таинственность, двусмысленная простота скрываются во всей сути этого человека.

Образ героя, как и все произведение, насыщен контрастами и столкновениями: свет и тьма, верх и низ, добро и зло, христианство и язычество, сон/бред и явь. И все это Гусев воспринимает как нечто одухотворенное, пропускает через себя, передавая картину мира через собственные чувства и ощущения. Окружающая обстановка будто оживает, проходя сквозь сознание героя: «койка под Гусевым медленно поднимается и опускается, точно вздыхает»; «что-то ударилось о пол и зазвенело: должно быть, кружка упала; ветер с цепи сорвался…»; «ветер гуляет по снастям, стучит винт, хлещут волны, скрипят койки…» [1, с. 327] и т. д. Ветер, кружка, койка, волны — все они живут в ощущениях Гусева, находятся в постоянном движении. Однако здесь наблюдается первое противоречие: «…но ко всему этому давно уже привыкло ухо, и кажется, что все кругом спит и безмолвствует» [1, с. 327]. Выходит, что все вокруг одушевленные и неодушевленные предметы движутся только для читателя — в сознании же Гусева все они уже давно застыли. Возникают ассоциации с часами и временем: его оболочка — это аппарат, а сознание — механизм, заключенный в этот статичный прибор, в котором время неопределенно и хаотично.

Столкновение происходит и в самом Гусеве — оно непосредственно связано с его религиозностью. С одной стороны, он привержен христианскому мировоззрению: в бреду Гусев постоянно молится («Пошли им, господи, — шепчет он, — ума-разума, чтоб родителей почитали и умней отца-матери не были…» [1, с. 328]), в течение всего рассказа не раз обращается к Господу, выражает ему благодарность («Привел господь повидаться!» [1, с. 328]), не раз упоминает о крещеных и особой симпатии к ним («Так крещеные говорят» [1, с. 327]); «Немца или манзу не стал бы спасать, а за крещеным полез бы» [1, с. 337]). И чувствуется в этих деталях не простое неразумное восклицание, а мягкость и осознанность, свойственная людям религиозным, искренне взывающим к Богу. С другой же стороны, Гусев суеверен. Мы наблюдаем неоднократное упоминание языческой символики. Во-первых, природные явления, будь то океан, небо, волны, ветер и даже пароход, обретают человеческие свойства типа чувств, эмоций, действий (например: «ветер с цепи сорвался»; «…носатое чудовище прет вперед и режет на своем пути миллионы волн; оно не боится ни потемок, ни ветра, ни пространства, ни одиночества, ему всё нипочем, и если бы у океана были свои люди, то оно, чудовище, давило бы их, не разбирая тоже святых и грешных» [1, с. 327] и т. д.). Наделение природных стихий человеческими характеристиками имеет прямое отношение к мифологии язычества, где любой предмет мог находиться под покровительством того или иного божества. Во-вторых, большое значение имеет закономерно возникающий в бреду Гусева образ безглазой бычьей головы и черного дыма. В славянском язычестве существует бог Велес — покровитель земледельцев, торговцев, воинов, охотников. Он не относится к светлой или темной стороне: Велес способен как помочь, так и навредить. Его главным атрибутом является голова быка, которую мы и наблюдаем в видениях Гусева. Обычно бычья голова — символ стойкости и силы духа. Однако герою она является без глаз, что, возможно, следует трактовать как потерю света, покровительства, предвестие скорой смерти, лишение духовного зрения. К тому же сопровождаемый голову безглазого быка черный дым, исходящий, скорее всего, от большого костра, предстает в качестве символа жертвоприношения. Однако этот символ необязательно несет в себе негативный оттенок: возможно, жертва обернется возрождением. Здесь уже прослеживается связь с огненной птицей Фениксом.

Быки возникают и в одном из последних видений Гусева, однако вместе с ними он видит лошадку, которая злобно скалит зубы и тянется укусить его за рукав. Гусев оторван от родной земли, оттого, может, лошадка и скалится, что понимает и чувствует его оторванность, причем не только физическую, но и духовную, так как за героем медленно шагает смерть.

Верх и низ в рассказе тоже перекликаются с религиозной тематикой. Так, верх (небо, палуба корабля) традиционно связан с божественной обителью и мотивом воскрешения, а низ (дно океана, трюм) представляют собой царство мертвых. Изначально эти явления противопоставлены друг другу, однако через мироощущение Гусева мы понимаем, что они неизбежно связаны и только в своем равновесии составляют «единый космос чеховского рассказа» [2, с. 42–43].

Контраст ощущается и на уровне взаимоотношений Гусева и Павла Ивановича. Если последний не может принять жизнь такой, какой она перед ним предстает, пребывает в вечном противостоянии не только с окружающим миром, но и с самим собой, то в главном герое чувствуется смиренность, крестьянская мудрость, религиозная (т. е. жизненная) осознанность и рождаемая в их единстве духовная и физическая гармония. Поначалу эта разница может вызвать несерьезное отношение к главному герою: он кажется глупым, порой до раздражения наивным (это наблюдается на примере их диалогов с Павлом Ивановичем), существующим в своем отдельном мире. Все его действия, поступки и размышления нелогичны, они неразрывно связаны с чувствами и ощущениями, отчего кажутся несобранными и даже отталкивающими. Но при этом сложным, многогранным является образ именно этого простого крестьянина. Гусев связывает между собой пространство, время, общую картину мира и природу в рассказе. В соотношении духовной сущности героя и того, что находится «вне», проявляется главное противоречие не только всего произведения, но и человеческого мировосприятия в целом. Заключается оно в том, что «простое» оказывается более запутанным, многозначительным и мутным, а «сложное» — закономерным и обыденным. В предсмертной «исповеди» Павла Ивановича прослеживается неосознанное признание силы и духовного превосходства Гусева. Эта простота непознаваема, она непонятна «сложному» Павлу Ивановичу, отчего тот озлоблен на весь мир, людей и жизнь.

Возвращаясь к вопросу об имени героя, отметим, что автор лишает имени своего персонажа не просто так: таким образом он отказывается от типизации характера, а также каких-либо теорий о возможных прототипах, что несколько сближает его с символистами. Однако основной мотив данного решения можно трактовать иначе: Чехов, внедряя очередного безымянного героя и наделяя его только лишь «животной» фамилией, будто пытается сконцентрировать все внимание на естественной его стороне, близкой природе.

Гусев будто существует в двух мирах: в пространстве корабля, от которого всячески стремится убежать, предаваясь воспоминаниям о доме, и в пространстве собственного сознания, которое то ли спасает его, то ли, наоборот, ускоряет его кончину. Причем важно отметить отношение Гусева к смерти, которое тоже двусмысленно. Он не боится ее, и все же ему страшно. Страшно за своих родных, за хозяйство, за то, что «без него все пропадет» [1, с. 337]. Здесь проявляются крестьянская сторона сущности Гусева, любовь к родине, к родным и дому.

Смерть Гусева такая же неоднозначная, как и его жизнь. С одной стороны, он опускается на самое дно, отрывается от жизни, попадает в царство мертвых. Однако, с другой стороны, в этой смерти читается перерождение или даже воскрешение. Море, согласно французскому философу Башляру, есть символ «материнского лона» [2, с. 43], что лишь подтверждает мысль о «реинкарнации» Гусева. К тому же подобный мотив можно проследить и в фамилии героя. Так, в европейской и славянской культурах гусь всегда олицетворял солнце, был связан с символикой жизни, созиданием и возрождением [3], что лишь подтверждает бессмертие души Гусева.

В конце рассказа природа вновь играет важную роль в трактовке смерти и жизни главного героя: небо и океан, которые в начале рассказа представляются неспокойными, ветреными, сероватыми, преображаются, образуя очередной контраст: «Небо становится нежно-сиреневым. Глядя на это великолепное, очаровательное небо, океан сначала хмурится, но скоро сам приобретает цвета ласковые, радостные, страстные, какие на человеческом языке и назвать трудно» [1, с. 339]. Гусев, может, и бессмысленный, но в этом и заключается смысл его существования: он живет, и он умрет, а остальное не имеет значения. Во второй части статьи Ф. К. Бесоловой «Три голоса одной эпохи (Толстой, Чехов, Ницше)» точно представлена подсознательная философия героя: «Естественный человек патриархальной картины мира, он не оценивает миро­устройство — он принимает его в единстве двоичных и троичных свойств и составляющих, в гармонии многообразия» [4]. Гусев живет по негласному закону природы, согласно которому смысл жизни не в бесконечном поиске, а в самой жизни, в самом ее процессе. Природа бесстрастна, и он это понимает: «Грустная или веселая, сострадающая или безразличная — таковой природа существует исключительно в рефлексии человеческого сознания» [4]. Возможно, оттого Гусев намного счастливее: мелкие стычки для него — это не борьба за честь, а человеческая эмоция, нарушенная граница между «своими» и «чужими»; природа — не сырье, не гармония и даже не муза, а живой организм; религия — это не ярлык или философия с догматами, а сама жизнь; смерть — не конец, а неотделимая часть. Все это далеко от вечно суетливого, любопытствующего человеческого сознания, однако люди, подобные Гусеву, люди, стоящие у порога «новой жизни», приближаются к нему, касаются и навсегда забывают, и все же лишь для того, чтобы лучше запомнить.

Таким образом выстраивается картина мира рядового Гусева, которая, скорее всего, была свойственна и чеховскому мировоззрению. А. П. Чехова воистину можно считать «философом без философии»: он, как и его герой, не диктует законы, не выявляет причинно-следственные связи, не ищет закономерностей, но при этом его тексты заключают в себе невероятную глубину познания бытия и космической истины, суть которых заключена в самом человеке.

ЛИТЕРАТУРА

1. Чехов А. П. Гусев // Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. М.: Наука, 1974–1983. Т. 7. С. 327–339.

2. Матвеев И. В., Маматов Г. М. Герой и пространство в рассказе А. П. Чехова «Гусев». Материалы 58-й междунар. науч. студ. конф. Новосибирск, 2020. С. 42–43. URL: https://www.elibrary.ru/item.asp?id=42988068.

3. Иванова-Казас О. М. Птицы в мифологии, фольклоре и искусстве. СПб., 2006. 172 с.

4. Бесолова Ф. К. Три голоса одной эпохи (Толстой, Чехов, Ницше) // Дарьял. 2012. № 4.