Памяти Галины Сергеевны Гампер
Поезд, как и жизнь в нем, шел к Петербургу уверенно, покачиваясь слегка, отбивая стуком колес свой монотонный непреложный ритм. С верхней полки плацкартного вагона во фрагменте окна, доступном мне, видна была осень: мокрая, блеклая, грязновато-серая. Смеркалось. Вагон являл покой, изредка прореживаемый голосами негромко говоривших попутчиков. Несколькими часами прежде я в ожидании поезда рассматривал зал на вокзале: стены, ряды сидений и скамеек, картину на стене, кассу, других ожидавших. Накануне после полугодового расставания встретился с матерью у ее знакомых. Показали друг другу фотоснимки, обменялись скромными подарками, обсудили некоторые темы. Тот визит мой был краток. И воспоминания так же были отрывочны, фрагментарны. Осень была и в настроении: сером, грузном, тяжеловатом. Уходило незаметно время, и с ним к кому-то приходила старость, бесповоротная, однозначная и потому – жестокая.
Звонок телефона удивил меня: говорила пожилая женщина, чуть-чуть знакомая мне по поэтическому семинару, где она помогала ведущей, с детства прикованной к инвалидной коляске. Корни поэзии различны, и только далекие от природы поэтического высказывания уверены, что непременными условиями его являются распутство, похоть, влюбчивость и прочее подобное. Будучи больной с детства, она отнюдь не страдала поэтическим бессилием – напротив, тексты ее были умны, глубоки, философски увлекательны. Сначала я был на презентации одной из книг поэта в Доме книги на Невском. Позже несколько раз посетил занятия возглавлявшегося ею ЛитО в Доме писателя.
Теперь звонившая приглашала меня прийти на очередное заседание ее литературного объединения. В поезде, мчавшемся из серой упрямо унылой глуши в Петербург, звонок этот был неожиданным напоминанием о том, что путь избранный верен и есть люди, видимо, убежденно считающие, что я пойду по нему, пройду его. Разговор наш был недолог: я объяснил, что еду в поезде, поблагодарил.
Прийти на семинар в тот назначенный организаторами день у меня не получилось. Подвело ли настроение? Были ли соображения не идти? Сейчас не так важно. В следующем году тяжело болевшей писательницы не стало.
А ведь был человек. Был звонок. Ее последний звонок мне. И для меня. И только ли мне она была напоминанием? Последним звонком?
