Своеобразие и уникальность художника зависят от многих обстоятельств его жизни, включая время и место рождения. Точно так же и восприятие искусства имеет прямое отношение к биографии любого зрителя. Профессиональный зритель, то есть искусствовед, не исключение.
С Хсаром Гассиевым я познакомился в его родном городе Цхинвале, где впервые увидел не только произведения художника, но и среду их возникновения. Увы, того старого Цхинвала, каким он был в 1977-1979 годах, больше не существует.
Запись в дневнике от 13-14 мая 1978 г.: «Приехал днем из Тбилиси. Большой старый дом, Гассиевы на втором этаже. Мальчишки борются друг с другом, отец поощряет «спортивную» возню. Вечером отмечали день рождения Хсара. Было несколько его друзей. Красивые, развернутые тосты. Стол с закусками в несколько слоев, замечательные осетинские пироги.
На следующий день гуляли по городу. Утренний Цхинвали, быстрая Лиахва. Рынок. Продажа лошадей. Народная керамика исчезла. Невыгодно, так как госторговля задушила. Сапожник Абрам с веселым лицом и печальными глазами. Розовый «дом сумасшедших». Покинутые еврейские дома.
Долго сидели в мастерской. Хсар показывал, а я быстро рисовал схему картины и записывал название, год, размеры и технику. Последние картины написаны густо и с большой экспрессией. Этнография перекрыта пластикой. Преобладает холодный колорит. Профессионализм и доброта наивности. Много трагического, идущего изнутри. Врезаются в память «Воспоминания, 1941 год» – малиново- оранжевый закат, бредущие коровы и овцы, покинутый дом, где вокруг оконной рамы кружится ласточка («Окно», 1973 г.), картина «Счастье» того же года, где изображен слепой красавец и его уродливая жена. Пронзительный трагический портрет поэта М. Нартикоева и картина с двойным названием – «Бабушка» и «1937 год». Рынки, свадьбы, портреты друзей и близких…»
В конце 70-х годов и в последующие десятилетия ушедшего ХХ века Гассиев остался верен своим постоянным внутренним темам, которые можно обозначить только предельно широкими определениями: «Моя земля», «Мой народ», «Мой город». В 60-е годы, вторя общему раскрепощению и оживлению искусства, художник освобождается от сковывающего влияния официальной школы и обретает не только свою тему, но и свою хорошо узнаваемую индивидуальную манеру. Укрепляет его в этом процессе и творческое освоение национального осетинского искусства и культуры в целом, внутреннее знание народной жизни, неотделимое от общей истории страны и личной биографии художника. Сын «врага народа» имел право ответить на мой вопрос: «Где ты живешь, Хсар? – «Я живу на улице собаки Сталина»… Отсюда и трагичность и непридуманная естественная экспрессия многих его картин разных лет, начиная с уже упомянутых ранних произведений («1937 год», «Воспоминания. 1941», «Очередь за керосином», «Больница» и т.д.). Но при этом Хсар Гассиев мог бы повторить знаменитую фразу Бетховена «Жизнь – трагедия. Да здравствует жизнь!». Но и в этом также не было бы ничего искусственного. Даже сторонний наблюдатель, не знающий обстоятельств жизни художника и его семьи, мог бы констатировать мощное жизнеутверждающее начало, органично живущее в его искусстве. И дело тут, разумеется, не в обилии изображенных свадеб, праздников, красочных натюрмортов и прочей кавказской лирики. Природа подлинной живописи предполагает активное эмоциональное начало и соответственно радостное восприятие цвета и света. Не случайно, что именно эти качества отличают феномен так называемого «наивного искусства».
Живопись Гассиева соединила в себе искусство ученое и неученое. Художник неоднократно подчеркивал свою любовь к великому Пиросмани и другим, близким ему по духу мастерам. Среди своих современников он выделяет творчество москвички Натальи Нестеровой, которая также восходит по своим корням к свету и доброте народного творчества и наивного искусства. В произведениях Гассиева возникало и возникает до сих пор перекличка с творениями осетинских народных мастеров и, прежде всего, с великолепной пластикой резчиков по камню и дереву. Речь в данном случае не только о таком известном художнике, как Сосланбек Едзиев, но и о других выразителях народного осетинского духа.
В 1978 году художник пригласил меня посетить старое осетинское кладбище близ села Каркусты, что находится недалеко от Цхинвали. Большинство надгробий было выполнено местным умельцем Сико Каркусовым. Раскрашенные или утратившие цвет рельефы, фигуры и символы лаконично повествовали о профессии человека и складывались в эпическую картину рода. Глядя на памятники и весь их декоративный антураж, современный человек прикасался к бесконечной связи времен и переставал ощущать себя случайным пришельцем. Точно также большие и камерные композиции Гассиева открывают зрителю огромное живописное пространство мира, в котором существует его «малая родина» – Южная Осетия.
Холодный колорит большинства произведений художника, созданных на протяжении сорока последних лет, – это также особенность его во многом ностальгического видения. Это, говоря словами поэта, его «любви и печали порыв центробежный». Поэтому, сколько бы времени ни прошло со дня моего знакомства с Хсаром Гассиевым и его картинами, я продолжаю видеть и слышать мелодию его «голубых музыкантов» и Вечера в старом Цхинвали», его «Сумерек» и «Еврейского квартала»… Спасибо за бесконечность, Хсар!
