Алан сидел за своим мольбертом и с тоской смотрел на обтянутый ватманом планшет, на котором он изобразил гипсовый шар. Шар у него получился черным и рыхлым, похожим на клубок шерстяных ниток. Моалим махнул на него рукой и уже не объяснял, что к чему, потому что устал это делать: все равно от него никакого толку. Низенький, с брюшком, учитель осторожно пробирался через лес мольбертов к более одаренным студентам и хвалил их работы. Некоторым он советовал прибавить света; другим добавить тени… Наконец он решил, что ему можно пойти в чайхану, которая прилепилась к задней стене училища. Он любил сидеть там на топчане и дуть на полную пиалу зеленого чая, делясь опытом с другими моалимами.
– Завуч сегодня не в духе, – предупредил учитель, задержавшись у выхода. – Он с утра рыщет по училищу и уже объявил студентам из керамического отделения по выговору. Так что ведите себя тихо.
Как только за ним закрылась дверь аудитории, толстый Холмурод подошел к окну, завешенному черной шторой, и, очадрившись ею, завозился с магнитофоном на подоконнике. Тимур, стоявший ближе всех к окну, первым пнул толстяка. Это был как бы сигнал к атаке. Ребята, оторвавшись от своих работ, теперь отрывались на бесформенной заднице Холмурода, превратив ее в грушу.
– Э, чо вы делайте, я же вам стараюс, – говорил неуклюжий Холмурод, пытаясь высвободиться из складок ткани. Наконец ему удалось выпутаться, и он, высунув из «чадры» покрасневшее лицо, оглядел курс. Ребята уже сидели или стояли на своих местах и, как ни в чем не бывало, продолжали рисовать. Только девочки, согнувшись на своих стульях перед мольбертами, давились от смеха.
– Что-нибудь случилось? – с невинным лицом спросил Тимур. – Э, не надо так, – сказал Холмурод. – Я хотел вам музыка паставит.
Всем стало совестно. Опустив голову, он пошел к своему месту. Воцарилось неловкое молчание, которое прервал Тимур, включив магнитофон.
– Танцуют все! – обьявил он и достал из кармана пакетик с насом.
– Под итальянскую музыку работается намного легче, – каркающим голосом провещал премудрый Рахмон.
– Особенно с песней «Феличита» Альбано, – угадала мелодию зеленоглазая блондинка Галка.
«Курильщики» наса зашуршали пакетиками, закидывая зеленый порошок под язык, а после недолгого кайфа заплевывали углы побеленных стен класса…
– Блин, дождались бы звонка, – послышался возмущенный голос Весты, – и харкали бы на дворе хоть кровью!
Молчавшие до сих пор девочки поддержали ее:
– Да-да, правильно! Надоели! Вот придет моалим, и мы скажем ему!
Ребята засмеялись.
– Мать не видать, кто не скажет, – согнулся Тимур в углу от смеха и зеленой слюны. – Он сам иногда просит у меня покурить. Запарил уже…
– Чтоб ты подавился, – пожелала ему Веста. Курс взорвался от смеха. Даже обиженный Холмурод улыбнулся.
– Помнишь, Алан, – сказал Тимур, – как они на хлопке умоляли меня дать им покурить травки? Знаете, что вы тогда курили? Сказать тебе, Веста? – Настала тишина. – Вы курили тогда не косяк, а сухой гусиный помет.
Ребята деланно засмеялись.
– А посмотрели бы вы, как они тащились от гусиных какашек, – злобно продолжал Тимур. – Мать не видать, если б я сам не заправил папиросу этой херней, то в натуре подумал бы, что они обкурились афганской анашой.
– Гондон! – сказала Веста под грохот опрокинутого стула. Ее каблуки гневно простучали к выходу. Головы остальных девушек, возмущенно смотревших на Тимура, проплыли над мольбертами вслед за Вестой, и дверь с шумом захлопнулась.
– Шалава! – крикнул ей вдогонку Тимур. – Мать не видать, если она не напрашивается…
Он отошел от мольберта и, прищурив глаза, сравнил свой рисунок с натурой.
– Зря ты с ней так, – сказал рядом стоящий Дима.
– У еврея еще не спрашивал, что мне делать, – огрызнулся Тимур.
– А при чем тут еврей? Она ж тебя любит; ты этого просто не замечаешь. Дубина ты…
– Да, – подал голос Джамшед. – Веста лакомый кусочек.
– Ты, стукач толстогубый! – крикнул Тимур Джамшеду. – Лучше закрой свой похабный рот, пока я не настучал по твоей пустой башке. Если кто-то хочет, чтоб его слова дошли по адресу, скажите об этом Джамшеду но только по секрету…
– Да что с тобой сегодня, э? – сказал похожий на культуриста Роберт, земляк Алана. – Ты как будто с цепи сорвался.
– Пусть каждый следит за собой, – сказал, немного подумав, Тимур.
Алан встал и медленно подошел к Тимуру. Скрестив на груди руки, он молча смотрел на его работу. Безусловно, его друг был талантлив и к тому же пользовался успехом у девочек, с которыми он обращался не очень-то вежливо. Дима толкнул Алана локтем в бок и, улыбнувшись сквозь черные усы, кивнул головой на рисующего Тимура, которому было назеленить в угол на влюбленную в него красавицу Весту. Алан пожал плечами. Ему было больно, потому что Тимур был его другом, а Весту он любил давно и безнадежно.
