Разбирая архив Центра Скифо-Аланских исследований, я наткнулся на стопку писем, аккуратно сложенных в бумажный пакет, который венчала синяя карандашная надпись: «Dumezil. Письма к В. Абаеву». Конечно же, я разложил их на своем рабочем столе. Как и полагается письмам, каждое из них было вложено в свой собственный конверт со специальной сине-красной маркировкой по краям. Такие конверты использовались в СССР для пересылки корреспонденции международной авиапочтой. Адрес на конвертах, написанный уверенной рукой на русском языке, обозначал адресата – профессора Василия Ивановича Абаева, выдающегося ученого-лингвиста XX века. Печатный штемпель отправителя с грифом College De France, Paris,был подписан Жоржем Дюмезилем (4 марта 1898 – 11 октября 1986 гг.), известным французским мифологом, одним из первых европейских исследователей нартовского эпоса, члена Французской Академии наук. Позже о происхождении писем мне поведали сотрудники Центра, которые работали здесь со времен его основания. Как оказалось, В.И. Абаев передал часть своего личного архива своему ученику, первому руководителю Центра Скифо-Аланских исследований В.М. Гусалову, скоропостижно скончавшемуся в 2004 году.
Интрига разворачивалась у меня на глазах. Я понял, что соприкоснулся с историей. Дружба этих двух людей, которых без преувеличения можно назвать великими для науки, предстала предо мной в подробной, довольно личной, хотя и односторонней переписке. Двадцать одно письмо, отправителем которых являлся Жорж Дюмезиль, позволили мне окунуться в весь спектр их взаимоотношений, рассмотреть за «портретами на стене», каковыми мы их привыкли воспринимать, живых людей со своими эмоциями и собственной картиной мира. Естественно, возник вопрос: есть ли возможность отследить обратные письма, те, которые писал Ж. Дюмезилю В.И. Абаев, сохранились ли они там, в Париже? Я связался с Лорой Джанаевой, нашей дорогой коллегой и соотечественницей, проживающей в Париже, которая общалась в свое время с сыном ученого. Она обещала мне переговорить с его близкими. Согласно информации из Франции, дочери профессора уже 90 лет, она пребывает в доме престарелых, а архив Ж. Дюмезиля передан семьей в College De France. Последнее письмо от Лоры, которое поступило мне буквально накануне нашего мероприятия, гласит, что College De France с разрешения внука Жоржа Дюмезиля, которого зовут Пьер-Луи Куриан, предоставляет в мое распоряжение более пятидесяти писем В.И. Абаева к Ж. Дюмезилю. Таким образом, у нас есть великолепная возможность отследить весь спектр взаимоотношений этих двух личностей, что станет основой для будущей большой работы.
Переводчику понадобилось много времени для того, чтобы разобраться в мелком, убористом почерке мэтра, понять смысл написанного и более того – перевести все это на русский язык. Некоторые слова были написаны столь неразборчиво, что в этом месте приходилось ставить многоточие. Но смысл, дух каждого слова, каждой строчки при этом был сохранен.
Итак. Первое письмо в архиве датируется 28 июня 1957 года, потом следует, судя по всему, довольно интенсивная переписка, продолжавшаяся пять лет. Девятнадцатое письмо подписано 4 февраля 1962 г. Затем идет большой временной разрыв в пятнадцать лет. Двадцатое и последнее, двадцать первое письмо обозначены соответственно 13 апреля и 20 декабря 1977 года. Хронология некоторых писем, особенно в ранние периоды их общения, показывает, насколько частым было взаимодействие Ж. Дюмезиля и В.И. Абаева. В то же самое время я допускаю, что, конечно же, это могут быть не все сохранившиеся письма.
Кем они были – мы прекрасно знаем. Два великих ученых, оста-вивших неизгладимый след в науке и тем самым обессмертивших свои имена. Но кем они были друг для друга? По этим письмам мы можем судить не только об отношении Ж. Дюмезиля к В.И. Абаеву. Тон письма, стиль, манера дает понять и обратное – отношение В.И. Абаева к своему визави. Это отношение Мастера к коллеге, равному себе. Помимо стиля написания этих писем, который может послужить изысканным образцом эпистолярного жанра, я позволил себе обратить внимание на некоторые основные темы, которые обсуждаются Ж. Дюмезилем в его посланиях В.И. Абаеву. Я постараюсь по тем письмам, которые находятся в наличии, подробнее остановиться на каждой из них.
Мэтр. Каждое письмо буквально пропитано уважением Ж. Дюмезиля к В. Абаеву. Он обращается к Василию Ивановичу не иначе как к мэтру, называет себя его учеником. Жорж Дюмезиль постоянно сверяет свою позицию с позицией В.И. Абаева. Так, в письме от 27 сентября 1959 г. он пишет: «Спасибо досточтимому коллеге. Я Вас бесконечно благодарю за Ваше приятное письмо и за Ваши две научные статьи. Видеть «властелина пролива», вновь занявшего свое историческое и географическое место, приносит мне радость интеллектуального характера; и то, что Вы говорите о (неразб…), открывает большие перспективы. Это большой шанс для наших исследований то, что Вы беретесь за решение таких проблем, я вижу, что Вы можете присоединиться». Здесь, скорее всего речь идет о статье В.И, Абаева «Сармато-Боспорские отношения в отражении нартовских сказаний», изданной в 1958 г.[1], в которой В.И. Абаев сводит образ Владетеля пролива, как вариант Глава-рыб-Владетель-пролива, или Кафтысара, описываемый в Нартиаде, к Боспорским царям, контролировавшим Керченский (Боспорский) пролив.
19 февраля 1960 года: «Ваше последнее письмо доставило мне удовольствие, хотя немного меня и опечалило: где Вами сказано лучше, в предисловии о древней и современной Осетии? И я в особенности рассчитывал, что Вы как мэтр захотите проверить перевод своего ученика, и, несмотря на длинный список вопросов, Вы терпеливо на них ответили… Позволите мне проконсультироваться с Вами по вопросам, которые вызывают у меня сомнение?». Тот же год, 3 июня. «Я признателен Вам за внимание, которое Вы уделяете моим индоевропейским исследованиям. Они даются мне в результате споров и, в общем, благодаря Вашему хорошему отношению».
13 апреля 1977 года. «Мой дражайший коллега и друг. Простите меня за то, что благодарю Вас с таким опозданием. Вы оказали мне большую честь и сильно мне услужили. И это все в самом лучшем виде: выбор текстов, строгие сообщения, которые вы добавили, просто превосходны, – и прошу Вас в особенности поблагодарить переводчицу: я не увидел ни единой ошибки, даже малейшего намека на ошибку в переводе. Вы позволите мне посвятить Вам одно собрание, которое в данный момент находится в печати, под (предварительным) названием «Скифика» и которое будет содержать как новые сочинения, так и старые исправленные работы? Таким образом, оно будет свидетельствовать о нашем общем взаимопонимании и согласии, и я буду иметь удовольствие воздать дань уважения мэтру иранских исследований, кем Вы, собственно говоря, и являетесь…» И, наконец, письмо, датированное 20 декабря 1977 года. «6 января должны появиться здесь, у Пайо (издательство – А.Ч.) «Romans de Scythique et d’alentour» («Романы о скифах и народах их окружавших»), книга, которая освежает старые исследования и содержит новые сведения, и которую я имею радость Вам посвятить».
Убыхи. Еще одна интересная тема, которая прослеживается в письмах, особенно ранних, посвящена убыхам – народу, близкородственному адыгам и абхазам, который до 1864 года жил на Кавказском побережье Черного моря между реками Шахе и Хоста (т.н. Убыхия). В результате Кавказской войны убыхи были либо истреблены, либо переселены в Турцию, где почти полностью были ассимилированы черкесами и турками. Убыхи, численность которых на Кавказе по разным оценкам доходила до 75 тысяч, до последнего пытались сохранить свою независимость от России. Царский генерал, граф М.Т. Лорис-Меликов писал о них: «Воинственное и предприимчивое племя убыхов, обитающее по юго-западному склону Кавказских гор на пространстве между реками Мзымта и Псезуапе, пользовалось всегда особым значением у прочих соседей своих. У горцев существует и поныне поверье: чтобы быть храбрым, надо пожить и поучиться у убыхов»[2]. В 1864 году Кавказская война закончилась победой царской администрации, усмиренным убыхам предложили переселиться в степь, однако они выбрали эмиграцию в Османскую империю, где постепенно растворились среди местного населения, приняв его язык.
Тема убыхов очень интересна Ж. Дюмезилю. Он ездит в Турцию, встречается с информаторами, готовит книгу под названием «Анатолийские документы о языках и традициях Кавказа», о чем, собственно, сообщает В.И. Абаеву. В самом первом письме в подборке от 28 июня 1957 года говорится: «2-го июля самолетом я возвращаюсь в Турцию, к убыхам, где пробуду две с половиной недели. Пишите мне всегда в Париж: письма мне будут переданы. Надеюсь, Вы получили мои «Сказки и легенды убыхов», где я опубликовал тексты, собранные в 1955 г. в Анатолии».
1 декабря 1957 года. «Вот уже месяц как я вернулся в Париж, и в течение этого времени очень занят упорядочиванием новых убыхских текстов, которые я записал и которые, без сомнения, опубликую в Anthropos (Anthropos – международный журнал антропологии и лингвистики, основанный в 1906 году Вильгельмом Шмидтом. Издается в Германии – А.Ч.). Я бы очень хотел их опубликовать в СССР, поскольку в них речь идет о языке и народе, который, если бы не злополучная эмиграция 1864 года, был бы на Кавказе. Возможно ли это?»
11 августа 1959 г. «Вчера вечером я вернулся из Турции, после двух месяцев, проведенных у убыхов и бесленеевцев. … Мой лучший убыхский информант позавчера вылетел из Стамбула в Осло: в университет Осло по просьбе Ганса Фогта1, который его пригласил на два месяца! Его речь будет тщательно изучена Фогтом и акустиками (специалистами по звуку). Я этому очень рад».
С особым восхищением Ж. Дюмезиль пишет о своих убыхских друзьях. Итак, 9 мая 1960 г. «Я в Париже до конца мая: после еще раз окажусь между убыхами и бесленеевцами Анатолии. Сегодня вечером или завтра состоится грандиозное событие: я ожидаю здесь в течение трех недель моего лучшего убыхского информанта Тевфика Эсенча (Tevfik Esenз)2; в College de France очень хотели выделить мне сумму для этой поездки; мы собираемся изучить в особенности то, что я не могу сделать в Институте Фонетики в Анатолии». 3 июня 1960 г. «Мой дорогой коллега. Я получил Ваше письмо вчера, а завтра я отправляюсь в Убыхстан, куда мой дорогой Тевфик уже вернулся».
7 июня 1960 г. «Через неделю я отправляюсь в одну из убыхских деревень, где я уже работал тридцать лет назад и где проживает 90-летний носитель убыхского языка, говорящий на трех языках: абхазском, убыхском и абазинском. Все остальные уже умерли, а он еще в своем уме. Какие захватывающие исследования! Я дал согласие на публикацию первого тома серии «Анатолийские материалы по языкам и традициям Кавказа»: директор нашего института, археолог Луи Робер, отвезет его в Париж вместе с данным письмом». 20 ноября 1961 г. «Моя работа была очень плодотворна в этом году. С помощью билингвов и трилингвов я записал около 150 страниц текстов… в оригинале на одном из трех языков (абхазском, убыхском, западно-черкесском) и в переводе на два других. Думаю, это будет полезно для освоенной грамматики: эквиваленты можно обнаружить повсюду, они образуются спонтанно в сознании многоязычных людей. Но нужно поспешить с этим: двое из четверых трилингвов, которых я смог найти еще в 1960 и 1961 годах, недавно скончались, как и два моих убыхских информанта. В 1961 году я опубликую второе собрание «Анатолийских документов о языках и культурах Кавказа», которые будут содержать 24 убыхских текста». В письме от 11 декабря 1960 г. Ж. Дюмезиль с сожалением констатирует: «По возвращению из своего второго путешествия по Анатолии (неразб…) я смог поработать с двумя билингвами, владеющими убыхским и абхазским языками, думаю, они последние оставшиеся (в живых)».
4 июня 1961 г. «Я буду заниматься публикацией большого собрания оставшихся убыхских рассказов и подготовкой к моей осенней поездке (сент. – окт. – нояб.) к убыхам и бесленеевцам… Карл Бауда приехал в Париж несколько недель назад. Я почти склонил его к совместной поездке к убыхам в 1962. В этом году я буду там вместе с Гансом Фогтом, которого я ввел в курс дела в 1958 и с которым эта книга (точное фонетическое описание, лексика, тексты) будет опубликована в следующем году». Последнее упоминание об убыхах в имеющихся у меня письмах встречается в письме от 13 апреля 1977 г. Ж. Дюмезиль пишет, что вместе с Ж. Ша-рашидзе ждет приезда своего информатора Тевфика Эсенча в Париж. «Удивительно, как ему удается вести подвижный образ жизни, он заявляет, что сейчас ему 72 года, но я полагаю, ему больше» – пишет он в письме.
Стремление посетить Кавказ. Работая с убыхами, Ж. Дю-мезиль надеялся посетить СССР, в частности, Кавказ для того, чтобы более полно прочувствовать этот народ, в силу множества причин покинувший свою Родину. Судя по всему, содействие в такой поездке собирался оказать ему В.И. Абаев. В письме от 28 июня 1957 г. Ж. Дюмезиль пишет: «Если было бы возможным отложить поездку на Кавказ до весны 1958 года, я был бы счастлив, так как, не имея вестей от Вас с февраля, у меня появились другие планы на осень. Однако, если эта отсрочка не представляется возможной, то предлагаю Вам следующий срок: 15 октября – 10 ноября. Но мне следовало бы получить информацию, и подтвердить в ближайшее время. – И я Вас спрашивал уже, может ли моя жена сопровождать меня (я почти не путешествую без нее), и сколько следует выделить денег на наши расходы. Наш университетский бюджет не такой уж большой».
11 октября 1957 г. Это письмо я привожу практически полностью. Оно проникнуто духом предстоящей поездки, которая, к сожалению, так и не состоялась. Благодаря содействию наших французских коллег у нас уже есть возможность прояснить причины несостоявшейся командировки. Но пока Ж. Дюмезиль настроен на путешествие. «Мой дорогой коллега, только сейчас по возвращению из Анатолии, где я пробыл три месяца у убыхов и бесленеевцев, я отвечаю на ваше милое письмо от 25/VIII. Все, что оно содержит, доставляет мне большое удовольствие. Моя жена и я благодарим Вас за Ваши щедрые намерения: у нас настоящая ностальгия по Кавказу! И меня радует мысль личного с Вами знакомства (так как я уже так долго восхищаюсь работами и исследовательскими группами, которыми Вы руководите). – Советская лингвистика и фольклор в настоящее время опережают порядок исследований, и я бы многому научился из Ваших методов. (Вы мне говорите, что осень лучшее время года, лучше, чем весна. Хотите ли Вы, чтобы мы утвердили на осень, а не на весну 1958 года эту поездку? Очевидно, нужно организовать ее при наилучших условиях). Мне бы хотелось только знать, чем раньше, тем лучше, принимает ли Ваше предложение Академия. Я буду планировать свою работу на будущий год в соответствии с нашей (с Вами) совместной поездкой на Кавказ. Когда, Вы думаете, официальное предложение может быть отправлено? Я Вас благодарю также за удивительную перспективу, которую Вы открываете моим исследованиям. Прошу Вас принять мои преданные дружеские чувства. Жорж Дюмезиль».
1 декабря того же 1957 года. Надежда на то, чтобы посетить Москву, все еще сохраняется. Ж. Дюмезиль пишет: «Ваше письмо мне доставило очень большое удовольствие. Поездка, которую Вы хотите организовать, кажется мне многообещающей и сулит значительные интеллектуальные выгоды: контакт с Кавказом и кавказцами представляется мне незаменимым, а также предстоящие беседы с Вами и советскими лингвистами и фольклористами, которые проделывают такую хорошую работу. Кажется, что мировая ситуация двигается в направлении истинного мира, основанного на искреннем взаимопонимании между народами. Поездки и научное сотрудничество, как то, в которое мы вовлечены, способно облегчить этот необходимый эволюционный процесс. Вы имеете ввиду отделы Академии, которые уже одобрили этот проект, моя признательность (благодарность) нашим коллегам, радость, с которой я встречу их? (Позволю себе еще попросить Вас точно проинформировать меня, если это возможно, в начале января, чтобы я смог спланировать свою работу и поездки на год)».
Однако, Провидению было угодно, чтобы поездка господина Дюмезиля не состоялась. Дальнейшие письма более не упоминают о планах посетить СССР, несмотря на то, что мировая ситуация, по мнению Ж. Дюмезиля, «двигается в направлении истинного мира». Разочарование политиками той эпохи, строящими между народами стены вместо мостов, прослеживается и в письме от 20 ноября 1960 г. «Знаете ли Вы, что Тевфик Эсенч, мой убыхский информант, мечтает совершить путешествие на землю своих предков? К сожалению, это почти не осуществимо в условиях современного мира: турки не спустили бы ему с рук нахождение в СССР. Но, возможно, немного позже? В конце концов, Ваша Академия рассмотрела бы возможность приглашения этого превосходного информанта, носителя почти утраченного языка? Это было бы историческим событием, только вот политику вряд ли заботит история подобного рода». Как послесловие к данной теме могу я добавить следующее. Ж. Дюмезиль свою итоговую работу по убыхскому языку «Le verbe oubykh» (1975) написал в соавторстве с Тевфиком Эсенчем. Тевфик Эсенч все же успел посетить Родину, но уже после развала СССР. В 1990 г. его с большими почестями встречали в Нальчике. Тевфик Эсенч скончался 7 октября 1992 г. Надпись же на могильной плите Эсенча гласит: «Здесь лежит Тевфик Эсенч, последний человек, знавший язык убыхов».
Нарты. Начиная практически с самого первого письма, датированного 28 июня 1957 г., Ж. Дюмезиль упоминает о Нартах и Нартовском эпосе. «Мой дорогой коллега, – пишет он. – Я получил юго-осетинский вариант «Нартов», за что горячо Вас благодарю. К сожалению, у меня нет «Памятников» (вероятно: нет книги) с текстами на осетинском языке». Ученые живо обсуждают Нартиаду, рассматривая ее во всех аспектах, о чем говорят следующие строки из письма от 10 мая 1958 г.: «Большое вам спасибо за три книги, которые я уже получил: у меня не было ни одной из этих трех. Исследование господина Е.М. Мелетинского3 представляется мне очень интересным: сам я долго исправлял мое предыдущее предложение «солнечного Бога» в сезонном (циклическом) герое Созырыко. Я убежден, что в данном случае мы можем говорить о герое-цивилизаторе (просветителе). Но я с удовольствием наблюдал за существенными сходствами, которые мы обнаружили. Я Вам даже сегодня отправлю Mitra-Varuma, Рождение Архангелов, Боги индо-европейцев».
11 августа 1959 г. «И я нахожу ценные ответы, которые Вы дали на мои вопросы по осетинскому языку и по текстам из нартовского эпоса. Я очень благодарен Вам и извлеку большую пользу из перевода, который собираюсь начать». «Могу ли я просить Вас ответить еще и на следующие вопросы, которые возникли у меня при переводе Нарты Кадджытё? Мне стыдно взваливать на Вас эту работу, но Ваша благосклонность велика. Если же Вы не сможете ответить мне до 15 октября, то не могли бы Вы отправить письмо, как и предыдущие, на имя моего зятя» – пишет он далее в письме от 27 сентября 1959 г. 19 февраля 1960 г.: «Наконец, с помощью Ваших советов, я собираюсь завершить этот сборник (Нарты Кадджытё – А.Ч.) переводом Ацёмёз ёмё Агуындё рёсугъд». 9 мая 1960 г. «Могу я с Вами проконсультироваться по нескольким вопросам из Нарты Кадджытж или я стесняю Вас своей просьбой?». Здесь же впервые упоминается его книга «Локи», которой я коснусь ниже: «Я надеюсь, что Вы уже получили немецкое издание Локи, где проведено несколько улучшений (по крайней мере, изменений) в интерпретации (толковании)». 7 июня 1960 г.: «Прежде чем покинуть Париж, я вновь передал свою рукопись в ЮНЕСКО (неразб… …) мой перевод Нарты кадджытё улучшен благодаря Вашим ценным ответам».
Письмо от 23 марта 1961 г. практически полностью посвящено нартам. Помимо интерпретаций различных образов из Нартиады, Ж. Дюмезиль обсуждает с В.И. Абаевым также свои взаимоотношения с другими осетинскими учеными: «Мой дорогой коллега и друг. Спасибо за Ваше любезное письмо и за тему моих «трех сокровищ» (скорее всего здесь подразумевается та самая трехфункциональная теория Ж. Дюмезиля). Не могли бы Вы, с помощью многочисленных альтернативных вариантов, которыми Вы располагаете, внести ясность в вопрос, публикуемый нами в журнале «История религий»? Это было бы очень ценно. В отношении Батрадза я поддерживаю толкование… натуралистическое и социальное: как Индра и т.д., он… стремительный и воинственный (тип индийского Ваю, (неразб…, …,) чем Индра); он мне напоминает многочисленные эпизоды из Нарты Кадджытё… его персонаж «молния» (все его исходы с неба на землю, …). – В отношении Созырыко нужно, напротив, внести ясность. Мне кажется, что остается солнечным только колесо, но персонаж Созырыко мне сейчас представляется другим, как Вы могли видеть в немецком издании Локи. Но я вовсе не считаю его «культурным героем»: аргументы Е.М Мелетинского в актах … Орджоникидзе 1986 г., легко отвергнуть пункт за пунктом. Мне сообщили о статье Б.А. Алборова, «Цирых» осетинских нартских сказаний, … Изв. северо-осет. научно-исслед. институт. XXII/1, Ордж. 1960, c. 103-120. У нас нет этой публикации в Париже. Не могли бы Вы достать один экземпляр для меня. С другой стороны, Гагкаев в ноябре 1960 г. мне объявил о предстоящей публикации рецензии с опровержением моего немецкого Локи [т.е. в переводе на немецкий 1959г.]. Она появилась? И не мог бы я с ней ознакомиться?»
Здесь я позволю себе некоторые уточнения. В данном случае Ж. Дюмезиль ведет речь о своей книге «Локи», изданной в 1948 г., и посвященной образу трикстера4 в индоевропейской традиции. В своей работе Ж. Дюмезиль проводит параллели между скандинавским богом Локи и одним из основных персонажей Нартиады Сырдоном. Конечно, не все были согласны с подобными параллелями ученого. Против его концепции выступил К.Е. Гагкаев. Константин (Казан) Егорович (1912–1986 гг.) был одним из крупнейших осетиноведов, доктором филологии, профессором. В рецензии на «Книгу о героях» Ж. Дюмезиля, изданную на французском языке в Париже в 1965 г., К. Е. Гагкаев указал на важность того, что перевод нартовских сказаний был сделан непосредственно с осетинского оригинала. По его мнению, в предисловии к книге Ж. Дюмезиль проявил прекрасное знание историографии нартовского эпоса, подчеркнул важность выводов Ж. Дюмезиля о скифо-аланском происхождении нартовского эпоса и заимствовании его соседними народами именно у осетин.
Итак, в письме от 11 декабря 1960 г. Ж. Дюмезиль пишет В.И. Абаеву: «Я получил письмо из Орджоникидзе, написанное господином К.Е. Гагкаевым, где он мне говорит: «откровенно, что мне лично не нравится ваше сравнение образа Сырдона с героем скандинавского эпоса Локи»; он высказывается с критикой в отношении напечатанного мною в начале года… Посмотрим! Я направляю вам тем же … в двух экземплярах (один для Э.А. Грантовского5), небольшое сочинение о легенде скифского происхождения у Геродота, которое недавно вышло в RHR, возможно, эта легенда сохранилась в Нарты Кадджытё и в индийской переписке (индийских источниках). Я надеюсь, что Вы мне скажете свое мнение, которое будет для меня весьма ценным».
4 февраля 1962 г. «Мой дорогой коллега и друг. Едва я получил Народы Кавказа I и грузинское Иберийско-Кавказское Языкознание как ко мне приходит замечательный сборник Ирон Адёмы Сфёлдыстад (Здесь идет речь о двухтомнике Ирон адёмы сфёлдыстад, изданном в 1960 г. под редакцией Зои Салагаевой). Я был тронут Вашей добротой, и сразу же набросился на 390-страничное собрание нартовских сказаний. Полагаю, не все мне будет понятно (дигорские варианты представляются мне очень запутанными), но я уже прочел рассказы (сказания) 1, 2, 4, 5 (ос.эт.!), 5, 8. В 4-ом я заметил, что ответственность (роль) Сатаны в смерти Елды была очевидней, чем в более ранних вариантах (Пфаф, Нарты Кадджытё); до сих пор, только в Н. Каддж. я встречал упоминания О Елде как о дочери Алёгатё. Вчера в College de France я имел удовольствие представить слушателю эти два драгоценных тома. Благодарю Вас от всего сердца. Надеюсь, что в скором времени мне представится возможность отправить Вам, в свою очередь, мои работы. С чувством большой симпатии и восхищения Ж. Дюмезиль».
Личные взаимоотношения. Известно, по крайней мере, об одной встрече Василия Ивановича Абаева с Жоржем Дюмезилем. Она описана в книге Т. Салбиева «Триптих». Василий Иванович рассказал Д.С. Раевскому историю своего пребывания в Париже, который он посетил в 70-е годы по приглашению Ж. Дюмезиля. Тогда же он прочел лекцию, в College de France[3]. В контексте имеющихся у нас писем, нас в этом сообщении заинтересовало следующее. Известно, что Василий Иванович прочитал в College de France лекцию под названием «Osse «DawaegIdawaeg». Эта работа опубликована в первом томе его «Избранных трудов», изданных в 1990 г. Судя по всему, Ж. Дюмезиль обсуждал с ним этот термин. Так, в письме от 19 февраля 1960 г. он пишет: «Вся Ваша работа оказывает здесь самый большой и полезный эффект. Бенвенист6 продолжает работать над осетинским. Один из моих двух курсов, которые я возобновил в College de France, посвящен Северному Кавказу и, в особенности, мифическим представлениям осетин. Вы, конечно же, правы в отношении этимологии (i)dauæg, которое Вы связываете с xvi-tвva-ka (я с нетерпением жду, когда смогу прочесть статью, которую Вы хотели предоставить Hommags, и которую просят у меня бельгийцы)».
Позже, уже 11 декабря того же года этот термин вновь присутствует в переписке: «По возвращению из своего второго путешествия по Анатолии я нашел предложения, которые были подготовлены для меня бельгийскими друзьями, теми, кому Вы хотели посодействовать. Благодарю Вас от всего сердца за дружеский жест. Вы совершенствуете Ваше толкование по (i)dauёg новым изобилием, которое, при рассмотрении, лучше тех, что я предлагал (и сожалею о предложенном мной ранее): я полагаю, что Вы отправили мою статью о Mйlanges Lommel, где мне … еще о Вашем Этимологическом словаре, я тоже склоняюсь к vi-tavaka».
В письмах также упоминается некая «наша книга», хотя известно, что Ж. Дюмезиль и В.И. Абаев никогда не писали совместной работы. 13 апреля 1977 г. «Я представил нашу книгу в Академию Надписей и Изящной Словесности, передав также второй экземпляр в Библиотеку College de France, а третий оставил себе. Если возможно мне получить еще два или три экземпляра, то я смогу пополнить Национальную Библиотеку, фонды Азиатского общества и Высшей педагогической школы, где немало учеников занялись изучением русского языка». Вполне возможно, что Ж. Дюмезиль говорит о своей книге «Осетинский эпос и мифология», вышедшей годом ранее, в 1976 г. Предисловие к ней написал В.И. Абаев, так что она действительно может считаться «нашей книгой».
Эпилог. Любое письмо, каким бы длинным или коротким оно ни было, всегда венчает подпись. Подпись может быть сухой, шаблонной. Может быть витиеватой и излишне любезной. Но иногда правильно подобранное слово может осветить в нужном ракурсе весь спектр чувств, эмоций, всю гамму отношений, что испытывает корреспондент к своему визави. Подписи в этой переписке стоят отдельного внимания. Они служат прекрасной иллюстрацией взаимодействия этих двух поистине великих людей, и эти подписи не нуждаются ни в каких дополнительных комментариях. Практически все письма, имеющиеся в наличии, подписаны следующим образом: «С чувством глубокой благодарности и преданности»…«…выражаю Вам свою благодарность и свою большую симпатию»… «Верьте в мои чувства привязанности и восхищения»… «Прошу Вас принять, мой дорогой коллега, мои чувства признательности и преданности, я также выражаю Вам свое личное восхищение вашим трудом, уже имеющим такой существенный характер»… «Спасибо от всего сердца за вашу бесценную благосклонность, мой дорогой коллега»…«Мои наилучшие пожелания здоровья и успехов в работе (мы с нетерпением ждем второй том этимологического словаря), вновь подтверждаю Вам свою благодарность и свою большую симпатию»… «Верьте в мои чувства привязанности и восхищения»… «Господину Абаеву. Вам, мой дорогой друг, выражаем наше глубокое чувство благодарности..»… «С надеждой увидеть Вас в скором времени, что принесет мне большую радость – от всего сердца выражаю Вам чувство глубокой симпатии»…»
И, наконец, последнее письмо, датируемое 20 декабря 1977 г., завершается словами: «En toute sympathie.., С чувством глубокой симпатии. Моя жена присоединяется к моим пожеланиям. Мы искренне Вам желаем, месье Абаев, всего самого наилучшего в новом 1978 году. И для нас самих, и для всего научного мира мы желаем, чтобы этот год стал годом Словаря III. Жорж Дюмезиль».
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Абаев В.И. Избранные труды. ИР, 1990, С. 369.
2. Записка начальника войск в Абхазии, ген.-м. Лорис-Меликова относительно свободной торговли в Абхазии и далее по восточному берегу Черного моря, от 3-го октября 1858 года. Документы и материалы по истории Джигетии (1750-1868 гг.). Сборник документальных материалов под редакцией А.А. Черкасова. ООО Научно издательский дом «Исследователь» Сочи, 2016 г. С.127.
3. Салбиев Т.К. Триптих. Лето, Осень, Весна. Владикавказ, 2016, С.50.
1. Ганс Фогт (1 июня 1903 – 25 сентября 1986) – Норвежский языковед, специалист по кавказским, баскскому языкам, общему языкознанию.
2. Тевфик Эсенч (тур. Tevfik Esenз; 1904, село Хаджи-Осман, Османская империя – 7 октября 1992) – последний носитель убыхского языка. Был информантом Жоржа Дюмезиля, Г.Г. Фогта и М.А. Кумахова по убыхскому языку. Художественный прототип главного героя романа Баграта Шинкубы «Последний из ушедших».
3. Е.М. Мелетинский – (22 октября 1918, Харьков – 16 декабря 2005, Москва) – советский и российский филолог, историк культуры, доктор филологических наук, профессор. Основатель исследовательской школы теоретической фольклористики. Непосредственный участник создания энциклопедических изданий «Мифы народов мира» и «Мифологический словарь».
4. Трикстер (англ. trickster – обманщик, ловкач) – архетип в мифологии, фольклоре и религии – демоническо-комический дублер культурного героя, наделенный чертами плута, озорника – божество, дух, человек или антропоморфное животное, совершающее противоправные действия или, во всяком случае, не подчиняющееся общим правилам поведения. В художественных произведениях трикстеры часто выступают в роли антигероев.
5. Э.А. Грантовский (16 февраля 1932, Москва, СССР – 28 июня 1995, Москва, Россия) – советский иранист и скифолог, специализировался на истории древних иранских племен (особенно Мидии, персов и скифов) и их цивилизации.
6. Э. Бенвенист – французский лингвист, один из выдающихся лингвистов XX века.